Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Туман (сборник)

Построились. Напротив – штабы дивизии и флотилии почти в полном составе. Сбоку от них стол стоит, а за столом – «уазик» с нашей береговой базы. Интригуют, бля.

Ну, начинаются всякие бравурные речи и прочие растекания мыслью по древу о том, какие мы всё-таки хероические люди и, несмотря ни на что, а иногда даже и вопреки, выполнили все возложенные на наши хрупкие плечи обязанности и не посрамили мать нашу, опять же, Родину. И так далее. Ничего, в общем-то, интересного. Тут завершающее слово берёт заместитель командующего, а тыловые крысы в это время вытаскивают из «уазика» на подносе что-то и ставят это на стол. Щурюсь, потом, наоборот, вылупливаю глаза, но не понимаю, что же там лежит на подносе.

– Вячеслав, – шепчу уголком рта, – а вы не видите случайно, что там за животное на подносе лежит?

– Ну что же вы, Эдуард, – шепчет в ответ Слава, – совсем умом тронулись в автономном плавании? Очевидно же, что это – поросёнок.

– Простите, конечно, Вячеслав, но я с вами категорически не согласен. Я, конечно, понимаю, что вы родом из Питера и живых поросят только в телепередаче «Спокойной ночи, малыши» с Ангелиной Вовк видели. Но я-то – интеллигент в первом поколении, буквально вчера оторван от сосцов моей деревенской Белоруссии, и я ещё помню, как выглядят поросята. Это – точно не поросёнок.

– Эдуард, как же вы невыносимо прямолинейны. Ну, кто это, по-вашему? Выхухоль?

– Будьте здоровы, Вячеслав.

Да, практически именно так и разговаривали, а вы как себе думали – офицеры военно-морского флота только сплошным матом кроют?

Но тут в наш диалог вмешивается командир:

– Да заткнитесь уже, заебали! За три месяца не наговорились, не тошнит вас ещё друг от друга? Раз в год про нас что-то приятное говорят, и то не дадут уши погреть. Шушукаются, как две профурсетки на гусарском балу.

Заткнулись. И тут заместитель командующего заканчивает речь громкой фразой, срываясь на фальцет:

– И по старой военно-морской традиции мы дарим вам поросёнком!

Именно так и сказал – «дарим вам поросёнком» – у нас потом это крылатой фразой стало.

– Бизоны, вперёд! – командует командир.

Идём со Славой, якобы строевым шагом, к столу. На столе на подносе лежит то, что когда-то было довольно крупной свиньёй. Только лежит на подносе голова, обрезанная аккурат за ушами, и приклееная к ней жопа, отрезанная аккурат за задними ногами. Место стыка замазано гречкой и кусками огурцов. Берём, значит, эту срамоту кончиками пальцев и аккуратно несём в сторону командира. В экипаже начинаются роптания и смешки. Чем ближе мы подходим, тем сильнее командир меняется в лице: краснеет, белеет, поджимает губы и отчётливо говорит слово «нубля-а-а-а».

– Не несите его сюда, выкиньте его в залив нахуй, пусть нерпы поржут! – не выдерживает командир.

Штаб флотилии резко собирается и отступает к своему автобусу – ну нас же сто восемьдесят человек, и мы же неадекватные после автономки. К командиру бежит командир дивизии:

– Саша, давай отойдём на секундочку.

Отошли за строй.

– Саша, ну что ты начинаешь?

– Что. Я. Начинаю?

Командир у нас спокойный, как танк после спаривания, заводится редко, но всегда метко.

– Мы! Блять! Три, блять! Месяца! Подо льдом! Не ели нормально, не спали!! Медали вам, бляди, с орденами зарабатывали!!! Глубина – три километра, лёд над нами – семь метров!!! Три нахуй!!! Три месяца очко, как копеечка!!! До сих пор расслабить не могу! А вы, бля, даже, сука, свинью у нас спиздили!!!

– Ну это же бербаза, Саша, я разберусь, Саша, я лично всех отъебу с особым цинизмом! Саша, ну ты же меня знаешь, я же за вас!!!

Не врёт. Почти всегда за нас.

– Ладно, – командир уже почти остыл, – несите эту хуйню в сторону лодки, но на борт не поднимать, скиньте там под пирс.

Понесли. Скинули. Нерпы понюхали и брезгливо отвернулись, покрутив нам ластами у висков.

А второй раз нам поросёнка вручали целого. Только у него из-под шкуры вырезали всё мясо и пришили шкуру обратно на рёбра. Командир предупредил, что следующий раз он за экипаж не отвечает и сдерживать его праведный гнев не будет. На этом традиция и заглохла. Родину любить на самом деле легко и просто, но вот отнюдь не сытно выходит, если ты не за деньги её любишь, а по велению души.

Всё, что я здесь опишу, касается только нашего конкретного корабля и не может быть рассмотрено как общая тенденция. Понимаете, наверняка на остальных кораблях и многоцелевых подводных лодках минёры – уважаемая и ценная профессия. Они наверняка много трудятся и достойны не меньшей славы, чем остальные члены флотской семьи. Но не у нас. У нас минёров держали, я так понимаю, просто для проформы. То есть положено, чтоб на корабле были минёры – вот вам офицер плюс два мичмана и потом не жалуйтесь. Подводная лодка такого размера, как наша, в принципе, наверное теоретически, может поразворачиваться под водой, охотясь за другой подводной лодкой, или попытаться уклониться от её атак, но, блин, – это же почти два футбольных поля в длину и девятиэтажный дом в высоту. Ну кого мы сейчас будем обманывать? А как вы думаете, если цель больше любого военного корабля Второй мировой войны, возможно ли промахнуться по этой цели современным оружием?

Вот поэтому минёры у нас были всегда без дела. За мою службу их поменялось трое: они приходили, годик сидели и уходили куда-нибудь на классы или курсы повышения квалификации, а оттуда возвращались уже помощниками, старпомами или флагманскими специалистами, но не к нам, конечно, а в другие дивизии – туда, где они могли рассказывать о своих подвигах. Так-то они за всю мою память один раз учебной торпедой стрельнули, а то всё или воздушным пузырём, или вообще электронным пуском.

И когда нам надоедало издеваться, насмехаться и шутить над замполитами, мы брались за минёров. Ну, сами посудите, а за кого ещё браться? Остальные-то все при деле, и шутить с ними может быть опасно для собственного здоровья и душевного равновесия. Хотя над всеми шутили.

Особым шиком считалось украсть у минёра его новенький ЖБП (журнал боевой подготовки) и написать что-нибудь там. Не буду скрывать, первым это сделал я, абсолютно случайно.

Сидим с Антонычем в центральном, а туда минёр заходит.

– Старпома не видели? – спрашивает.

– Да наверху бегает где-то.

Минёр оставляет свой новенький ЖБП на командирском столе и бежит наверх. А подводники – они как дети, только с большими хуями (как любил говорить наш командир дивизии, так что я здесь ни при чём – историческая достоверность), такие же любопытные. Беру я, значит, его ЖБП – красивенький такой, возбуждающе новенький, весь прошнурован и пронумерован, даже печатью скреплён. И что-то дёрнуло меня взять карандашик и написать вверху на титульном листе: «Торпеда – дура, пузырь – молодец!»