Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Туман (сборник)

– Что делать-то с Васей будем? В море брать его страшновато, вдруг не выдержит, может, домой кто отвезёт на время?

– Да как домой-то, он же из лодки выйти боится.

– А давайте тогда на время на двести вторую отдадим?

– А давайте.

Отнесли Василия на соседний борт и ушли в море. Возвращаемся, а на пирсе нас встречает родной экипаж ТК-13, заметно отдохнувший, загорелый (хорошо быть нелинейным экипажем), и радостно машет нам фуражками. Дружной толпой заваливаются на борт ещё до того, как поставили трап.

– Так, где Василий? – первым делом спрашивает командир ТК-13 у нашего.

– Да на двести вторую его отдали, чтоб не рисковать.

– Саша, я тебя предупреждал! Или подай мне сюда Василия, или мы пошли дальше в казармы водку пить и развращаться!!!

– Эдуард, сбегай, а? А то мне этот береговой маразматик всю плешь проест!

А чего бы и не сбегать? После двух недель в море задница-то как деревянная.

Иду на двести вторую.

– Вы к кому, тащ? – интересуется верхний вахтенный двести второй.

– К деду Фому. Скажи там своим мазутам береговым, пусть начинают суетиться – морской волк на борт поднимается!

– Центральный, верхнему! Тут к вам моряк какой-то пришёл. Выглядит серьёзно.

Ну вот то-то и оно. Спускаюсь вниз, и на последней ступеньке мне каааак вцепится в жопу кто-то когтями и кааак давай лезть по моему новенькому альпаку ко мне на грудь! Василий, понятное дело. Худой весь какой-то, весь облезлый.

– Чтовыблядименябросилиуроды!!! – кричит мне Василий, глядя прямо в лицо. – Дакаквыпосмеличервименясмоегородногокорабляунести!!! Жывотные!!! Жывотные вы!!!

– Позвольте, – отвечаю, поглаживая, – Василий, но мы для вашего же блага постарались, здоровье ваше, так сказать, поберегли. Лодка же такая же, и люди тут хорошие, котов не едят!

– Заткнись!!!! – продолжает кричать на меня Василий. – Заткниськозёлинесименядомойпокажыв!!!!

– Ну, – говорит дежурный по двести второй, – две недели тут просидел под люком. Не ел почти ничего и всё вверх смотрел. Вынесли его на землю один раз, он все пирсы оббегал и сел потом на вертолётной площадке в море смотреть. Чуть отловили его обратно на борт. Ну и характерец!

Несу Василия обратно за пазухой, а там его уже командир ждёт, волнуется (наш-то в кресле спит, а этот бегает по центральному).

– Принёс?

– Ну, – говорю, – вот жешь он!

И стою наблюдаю картину, как капитан первого ранга целует Василия во все места подряд и радуется, прямо как малое дитё.

Так что я не то чтобы не люблю котов, но я привык любить конкретные личности, а не мегатонну фотографий в своей новостной ленте. Вот Василия, например, я любил.

В то время, когда мы уходили в автономку, ни у кого ещё не было имперских амбиций и мечтаний о независимости по национальному признаку. Экипаж наш представлял собой разношёрстную солянку из русских, украинцев, белорусов, казахов, дагестанцев, молдаван и одного черемиса.

Общие цель и равенство перед Смертью настолько упрощают взаимоотношения между людьми, что национальный признак стоял где-то на двадцать восьмом месте в сложной градации структуры взаимоотношений людей. Русских называли «кацапами», украинцев – «хохлами», белорусов – «бульбашами», всех остальных называли «чурками нерусскими», кроме молдаван, которых называли «молдаване», и черемиса, которого называли «Станислав Анатольевич».

Но применение в споре такого аргумента, как «да что с тобой спорить, ты ж хохол!» считалось сливом спора в чистом виде.

Отдельно скажу про двух матросов-дагестанцев. Оба они плохо говорили по-русски, но при этом были ловкими, отважными и отлично обучаемыми ребятами. Один служил дизелистом и через два месяца на корабле запускал оба дизеля в полной темноте, открыв рот и засунув лампочки ТЛЗ [7]в уши, ровнёхонько по инструкции, вызывая некоторую зависть даже у части офицеров на борту. Второй служил электриком и заведовал кормовым шлюзовым люком.

– Да ладно? – прошептал мне на ухо проверяющий из УПАСР [8]. – У вас дагестанец шлюзовым люком заведует? Вы чё, охуели?

– Велкам, – говорю, – попробуйте его завалить.

Матрос по кличке Чингачгук рассказал проверяющему весь алгоритм шлюзования на ломаном русском, показал все клапана и доложил количество оборотов каждого, а в конце наизусть доложил таблицу декомпрессии и количество мусингов на каждой глубине, начиная со ста метров.

– Ну ни хуя себе, – сказал проверяющий из УПАСР, злой дядька с Камчатки, который считал всех северян распиздяями и тупыми бездельниками. – Ну а не слабо ли тебе, уважаемый, прямо вот сейчас отшлюзоваться на сухую самостоятельно?

– Пф-ф, – сказал матрос Чингачгук.

– Давай, гадёныш, не подведи экипаж! Дембель в опасности! – подбодрил матроса я.

Матрос-дагестанец самостоятельно надел ССП [9], включился в ИДА [10]59М, растянул юбку под люком и в верном порядке закрепил её на палубе, проимитировал поддув отсека, водрузил на голову буй-вьюшку и вылез на корму.

– Тащ капитан второго ранга, а закурить у вас не найдётся? – крикнул он сверху с абсолютно ровным дыханием, грамотно и тонко подъебнув проверяющего.

– Йоб его мать! – восхитился проверяющий, глядя на часы. – Это же рекорд военно-морского флота!!!

А ещё у нас служил матрос Юра, откуда-то из русской глубинки. Спортивный, озорной, исполнительный – просто идеальный матрос. Но был он сиротой и срок его службы подходил к концу, а тогда был такой период, когда запретили брать матросов на контрактную службу.

– Тащ командир! – просил Юра у командира. – Помогите, пожалуйста! Мне некуда ехать, понимаете? У меня нет родственников, у меня нет жилья, у меня вообще ничего нет!

И командир взял рапорт матроса Юры и поехал на приём к командующему флотом. Шесть часов он сидел в приёмной командующего и ожидал, пока его примут. Командующий, выслушав историю, написал на рапорте: «Лично приказываю заключить контракт с матросом таким-то. Доложить об исполнении лично мне ЗАВТРА!!!»

Кроме проблем с ЗИПом [11]и продуктами питания были ещё проблемы с зарплатой. Ну как проблемы – не было денег вообще. И заместитель командира БЧ-5 по воспитательной работе, «комсомолец» по-нашему, отнёс в магазин свой паспорт и взял под его залог в долг коробку астраханских сигарет «Столичные». Блядь, что это были за сигареты! Чтоб курить, их вымачивали в чае, сушили в УРМах [12], и тогда можно было не задохнуться от второй тяжки.

Нас долго ебали, учили, проверяли перед выходом в автономку. С месяц, наверное, проверки следовали одна за другой, и к концу уже было не различить – кто из штабов нас сегодня проверяет и на какую тему. Автономка предстояла сложная, и все немного опасались. А мы к концу проверочной содомии уже прямо стучали копытами, так хотелось быстрее уже уйти в эту автономку.