Ольга Покровская - Пока горит огонь (сборник)

За семь минут можно зачать ребенка. Купить пачку сигарет. Или спасти без малого полтысячи человеческих жизней – это уж как повезет. Вот только из них, из спецназовцев, ворвавшихся в разбитое окно туалета, из здания сумело выйти только трое из двадцати…

После того как всем детям удалось выбраться из зала, после бешеной бесшумной гонки по коридорам запутанного здания театра, Лайма отыскала, наконец, лестницу, ведущую в подвал. Когда-то ей доводилось работать с картами подземных коммуникаций этого района, и в памяти осталось смутное воспоминание, что вроде бы из подвальных помещений должен был быть выход в метро.

Обнаружив, наконец, лестницу, Лайма скомандовала детям:

– Спускаемся вниз! По одному! Не толкаемся.

Первым, неуклюже ковыляя, скатился по ступенькам толстый мальчишка, за ним побежали две девочки – у одной шла носом кровь от жары и перенапряжения.

– Быстрее, быстрее! – отрывисто командовала Лайма.

Гриша Логинов по-джентльменски помог спуститься Насте Лаврухиной. «А у этих, похоже, назревает любовь на почве пережитого шока», – отметила про себя Лайма. Последней ковыляла учительница. Блузка ее была выпачкана, кружева жалобно обвисли, на носу косо сидели очки – одно стекло было выбито.

– А вы… знаете, куда нас ведете? – заикаясь, спросила она Лайму. – Может быть, там тоже они.

– Нет, там их нет, не бойтесь! Идите быстрее! – ободрила ее Лайма.

Она понимала, что вывести всех из зала она бы не смогла. И не той была натурой, чтобы рефлексировать по этому поводу. Она прекрасно отдавала себе отчет, что лучше спасти десяток школьников, чем вернуться сейчас в зал за остальными зрителями и не спасти никого.

Спустившись в подвал, Лайма скомандовала перепуганным подросткам следовать за ней и нырнула в распахнутый лаз. Прижавшись к стене, она пропустила детей вперед, убедилась, что все успели проскочить, и только тогда повернулась, готовая бежать последней. И тут тяжелая, горячая волна с маху ударила ее в спину, прервав ее размышления, сбила с ног, проволокла метров двадцать по подземелью, обожгла своим дыханием. Кажется, Лайма даже потеряла сознание.

Очнулась она через несколько секунд. В темноте над ней маячили перепуганные полудетские лица. Толстый мальчишка икал от страха. Девчонка тоненько всхлипывала. Лайма убедилась, что никто не пострадал, основную волну удара она взяла на себя. Она поднялась сначала на четвереньки, двигаясь медленно, осторожно, пытаясь понять, не сломан ли позвоночник. Голова кружилась, во рту стоял металлический привкус. Но, кажется, тело все еще работало, только слушалось плохо.

Справившись со звоном в ушах, Лайма медленно, по стенке, поднялась на ноги. Обернулась назад. Вход в тоннель завалило надежно, пути назад не было.

– Господи, нас завалило! – заорала учительница. – Мы задохнемся в этом подземелье, нас никогда не найдут!

Кто-то из детей всхлипнул, Логинов выругался сквозь зубы.

– Возьмите себя в руки, не пугайте детей, – сурово бросила Лайма. – Все будет хорошо!

Они еще немного постояли, слушая треск и рев пламени позади. Хотя, казалось бы, чему там было гореть? Школьники гадали, что произошло в театре. Взрыв? Удалось ли кому-нибудь выжить? Лайма не участвовала в обсуждении, по силе удара она поняла, что театр должен был просто сложиться, как карточный домик. И выжить могли только те, кому к моменту взрыва здание удалось уже покинуть. Из оставшихся в зале никто уцелеть просто не мог.

– Ладно! Пути назад нет! Вперед! – скомандовала она. – Эй, кто смелый? Настя, Гриша, за мной, остальные подтягивайтесь.

Осторожно ступая в полутьме, они двинулись вперед по тоннелю. Несколько десятков метров прошли в тишине, только слышно было, как икал и охал толстяк. Становилось все темнее, они двигались ощупью. Изредка Логинов щелкал зажигалкой, освещая путь. Свернули в какой-то подземный коридор, пошли быстрее, ожидая, что спасение близко. Лайма, шедшая впереди, первая наткнулась на железную дверь. Навалилась на нее, подергала за ручку – дверь была заперта намертво.

– Тупик? Это тупик? – заквохтала учительница.

Логинов бросился к двери и принялся молотить в нее ногами:

– Откройте! Эй, там! Помогите!

– Подожди, – остановила его Настя. – Ты же не знаешь, что там, за дверью. А вдруг – террористы?

– Она права, – подтвердила Лайма. – Рисковать не будем, лучше поищем другой путь.

– Вы что, издеваетесь? – заорала учительница. – Дети сутки не ели, они измучены. Сколько мы можем бродить по подземелью? Зачем только мы пошли за вами, зачем, зачем?

Она подавилась рыданиями, принялась истошно всхлипывать, икая и взвизгивая. Лайма подошла к женщине и, не сильно размахиваясь, отвесила ей две пощечины. Учительница оторопело замолчала.

– Извините, – скупо бросила Лайма. – Это чтобы вы пришли в себя. У вас была истерика. Ребята, пойдемте, кажется, слева я видела еще один проход, – скомандовала она.

Процессия снова двинулась по темным туннелям. Вдруг в темноте раздался тонкий писк, из-под ног Лаймы бросились врассыпную какие-то мелкие тени.

– Крысы! – завизжала Настя. – Мамочки, крысы, крысы!

– А ну пошли, пошли отсюда, – выступил вперед Гриша, наугад пиная ногами темноту. – Валите на хрен, трупоеды! Пошли, пошли!

Крысиное полчище, не пожелав воевать с бесстрашным подростком, уползло куда-то в темноту. Дети двинулись дальше. Прошли еще несколько метров, и вдруг тишину прорезал какой-то звук.

Потом загудело и загрохотало, и в первый момент Лайма не поняла, что это. А спустя мгновение осознала: поезд. Обыкновенный поезд метро.

Выводить детей на платформу Лайма все же не рискнула. Кто его знает, вдруг там засели оставшиеся в живых террористы. Она повернула свой отряд к вентиляционному выходу.

– Осторожно, не спеша, – руководила она. – Гриша, подай руку Насте. Ребята, помогите вашему товарищу.

Дети полезли наверх, по скользким от плесени и ржавчины металлическим скобам; туда, где светилась неровным, серым рассветным блеклым пятном решетка люка.

Гриша Логинов уперся затылком в решетчатый люк. Он дернул на себя решетку. Та оказалась незапертой. Секунда – и он выбрался на грязный тротуар, подал руку Насте. Один за одним из зловонной ямы вылезали одноклассники, его приятели и недруги, девчонки – красивые и не очень. Гриша, казалось, ничего не замечал вокруг, лишь жадно глотал загазованный московский воздух и все сильнее, до боли, сжимал пальцы Насти.

Впереди громыхала широченная магистраль, неслись машины, надрывались сирены реанимобилей. В стороне, там, где еще недавно было здание театра, высился высоченный столб грязно-бурого пламени.

Клубился черный дым, хлопьями повисая во влажном сентябрьском воздухе. Над головой сплетали ветви еще не пожелтевшие липы.