Надежда Цибуля - История нашего времени

– Саша рассказал, что ты теперь на складе работаешь, недалеко от моего цеха. Пожалуйста, разреши мне зайти к тебе.

– Но… – она хотела напомнить, что у него есть девушка и у неё парень, но он её оборвал.

– Знаю, знаю, что Саша тебя очень любит и ревнует. Когда я узнал, что он твой парень, думал, он меня сейчас убьёт, так его глаза налились кровью, – смеялся Данил, вспоминая ту ситуацию. – Хорошо, что рядом были однокурсники. Может быть, спасли бы меня от смерти. Когда я его попросил, чтобы он помог найти тебя и рассказать, он согласился поговорить с тобой и дал согласие на встречу.

Надя посмотрела на Сашу вопросительно. Как он мог другому мужчине разрешить встретиться с ней? Саша понял её взгляд и утвердительно кивнул, вновь давая ей согласие. Она была поражена его великодушием.

– Хорошо. Только давай через месяц. Я сейчас буду учиться на вождение, поэтому совершенно не хочу отвлекаться…

– Я всё понял. Через месяц, так через месяц. Ты молодец, всё учишься и учишься. Повезло Сашке, надеюсь, и тебе будет с ним хорошо. Ну пока, Наденька!

– Пока.

– Ты убедилась, что я не врал? – спросил Саша.

– Угу, – покачала она головой, – с трудом верится, что это всё реальность. Может, обзвонить всех парней, с которыми я пересекалась? И выяснится, что они меня все любили.

– А зачем? – Саша поймал себя на ревности.

– А просто так. Поприкалываться!

– Ты хоть рада, что вы встретитесь?

– Угу. Только если бы три года назад это произошло, я бы, наверное, больше радовалась. А сейчас это обычные какие-то прощальные формальности. Глупости.

– Так чего ж ты ему не позвонила тогда? – не унимался Саша, старясь хоть немного узнать о её чувствах к Данилу. Ведь не могла же она ничего совсем не замечать.

– Так зачем? Мне что, каждому звонить, с кем я общаюсь на заводе? Говорю же, я ничего даже представить себе не могла. Кошмар какой-то. Ладно, спасибо, что не убил его в ревности! – поцеловала она его в щёку, чуть приобняв и двигаясь в направлении дома.

Саша, гордый и тем, что сдержался тогда, и тем, что она ему верна, и тем, что он ей сделал приятно, согласившись на их встречу, почувствовал, как его самооценка взлетела вверх, и сказал:

– И это вся твоя благодарность?

Надя обернулась, видя его изумление и разведённые в стороны ладони. Засмеялась, как это всё выглядело по-детски.

– Обидели мальчика, – подошла она к нему, прижалась к груди, обнимая за спину, и сладко прикоснулась к губам, долго лаская их и чувствуя, как он с любовью отвечает на её поцелуй, прижав к себе.

Он был безумно счастлив, что это сокровище досталось ему, а не другим, которые рассказали о ней всё то же, что он увидел в ней. Благодарил всю вселенную, что она дождалась его и сейчас радует и делает счастливым. И скоро она станет его женой, единственной и неповторимой, самой лучшей на свете, каких больше нет. Он никуда не торопился, отдаваясь нежности и ласкам, наслаждаясь её телом, гладкими волосами, тёплым дыханием и сладкими губами.

– Я тебя очень люблю, девочка моя. Моя малышка, – шептал он, а она наслаждалась его словами и теплом.

Всё забыв после поцелуя, словно он стирал память до чистого листа, они шли, обнявшись и наслаждаясь природой. Вокруг лежали кучи листьев, некоторые шуршали под ногами. Серое небо казалось голубым, и хотелось, чтобы выглянул хоть один лучик, согревая их. Людей практически не было, видимо, субботний день не располагал к прогулкам. Все отсыпались дома и отдыхали от трудовых будней. Поэтому им было комфортно и хорошо вдвоём идти и наслаждаться пустотой, которая покрывала весь мир серостью. Они в молчании дошли до Надиного дома.

Так много было информации сегодня, что уже ничего не добавишь, но никогда не будет лишним сказать: «Я тебя люблю». Вовремя и тому, кого любишь, что бы ни случилось.

С этими словами они расстались у подъезда, и Надя поднялась домой. Время было шесть вечера. Мама с валерьянкой носилась по квартире и вместо вздоха радости, что дочь вернулась, у самой двери ударила её по лицу. Надя взвизгнула и схватилась за щёку. Вышел отец, и они вместе стали поучать дочь.

– Воспитали гадину! Что теперь ночами не спим и днём себе места не находим! А она вернулась счастливая и довольная, даже о родителях не подумала. Каково нам! – кричала мать громче обычного.

– Ты бы хоть позвонила, – добавил отец.

– Я всё обзвонила: и больницы, и морги, и милицию, и всех твоих подружек, и Лёше. Все родственники знают, что ты дома не ночевала, тварь, – разревелась мать, вспоминая, как она страдала всю ночь, и прижалась к мужу.

Наде было жаль маму, но она сама была против их отношений с Сашей, поэтому она боялась ей оставить его номер.

– Мам, прости, – у неё текли слёзы от жжения на щеке.

– Воспитываем тебя, учим, кормим, одеваем, а ты, неблагодарная, даже позвонить и предупредить не можешь! Да как у тебя только совести хватает появляться ещё довольной домой, – кричала она дальше.

– Мам, мне уйти? – не понимала она, что сейчас-то не так.

– Иди, иди и никогда не возвращайся. Вот живёшь со своим хахалем – и живи. И пусть он тебя одевает, кормит, пусть он за тебя переживает, а не я, – выгнала она её за дверь.

Надя вышла в подъезд и стала спускаться по ступенькам. Она немного была рада, что мать её выгнала: хоть теперь не услышит эти душераздирающие вопли. Но куда ей идти? В какой-то момент стало страшно, что мать её догонит и начнётся всё снова, поэтому она побыстрее направилась в сторону остановки, а там, если что, решит, как быть дальше.

Ехать к Саше было глупо. Вроде это как раз то, о чём она мечтала, но что-то желания слишком быстро исполнялись. Как бы это всё выглядело? Он только вернулся домой, уверенный, что она у себя, а она – без вещей, с одной только дамской сумочкой – скажет ему: «Всё, я остаюсь у тебя жить навсегда!». Да её за полоумную примут. В лучшем случае. Но ещё более вероятно, что отправят домой, потому что Саша считает её маму нормальной женщиной. Как бы вообще против неё все не ополчились. Сестра и Лёша уже были в сговоре с матерью. Это было ясно как Божий день! Подруги вообще не вариант. Она никогда ни у кого больше двух часов не задерживалась, а тут жить надо хотя бы сутки, чтобы мама отошла от своей истерики. А потом бы она днём работала, вечером училась, ночью спала, и некогда было бы им много ругаться. Так что же делать?

Надо было решать, пока ходили автобусы, ведь не спать же на остановке. Она сидела и смотрела, как уставшие замученные люди выходят из автобусов и заходят в них. Все куда-то едут, откуда-то приезжают. А она застряла во времени и сидела на остановке, поставив ноги на скамейку и обняв их, потому что чувствовала, что замерзает. А ночью будет ещё холоднее. Всё-таки начало октября, и уже заморозки обещали. А она в курточке, брючках, туфлях, без шапки и перчаток. Щека всё ещё горела, казалось, что остался след от маминой тёплой ладони, которая сейчас даже грела. Она понимала, что виновата, но как ей быть, если ей запрещали встречаться с тем, кого она любила. Конечно, она не оставит номер телефона, чтобы о ней не напридумывали гадости. А то, что уснула… Ну бывает так с людьми после работы, что они устают и засыпают, забывая обо всём. А утром уже было поздно звонить и не хотелось ругаться с матерью по телефону в Сашиной квартире. Его папа уже был свидетелем таких разборок и сделал неправильные выводы. Поэтому маме нужно было быть немного спокойнее и адекватнее воспринимать правду, тогда бы она и не врала.