Алёна Жукова - Дуэт для одиночества

О чудесной бабке, изгоняющей любую болезнь из тела и тяжесть из души, ей рассказала родная тетка, живущая в той же деревне, откуда родом была Вера. За тридцать лет, которые прошли с того дня, как умерла Верина мать и тетка с легкостью спровадила семнадцатилетнюю Веру в общагу ПТУ, не дав на дорогу лишней копейки, Вера навестила ее всего один раз, приехав на свадьбу своего двоюродного брата Николая. Этот визит был вторым. Кроме тети Кати и Николая, у Веры никого не было, а значит, они были единственными, на кого, в случае чего, можно было положиться. Лизу родня звала горе-музыкантшей и жалела свихнувшуюся Верку, вбухавшую в музыку все деньги. Особенного желания стать опекунами Лизы у родственников не было, но идея пожить в городе, если Вера, не дай бог, все же помрет, очень понравилась Николашке и его жене Татьяне. Тетя Катя дала Вере имя и адрес целительницы, рассказав, что когда они с Колькой к ней приехали, так не успели рта открыть, как знахарка с порога его закодировала. И после этого Колька, считай, лет пять в рот не берет.

– А денег ей заплатишь, сколько захочешь, – добавила Катя. – Она к ним не прикасается. Коробочка у входа стоит, кто сколько может, столько туда и сует.

– Как зыркнула, – бухтел Николай, – так у нутрях похолодело, и блеванул я прям на ее порог. Приказала все собрать и на сковороду положила, а туда семя какое-то и траву намешала, бумагу с буквами, свечку церковную покрошила и давай поджигать. Вонища! А она талдычит: «Нюхай давай!» Меня опять – наизнанку, а потом, не поверишь – как только стакан поднесу, сразу запах этот. Даже глотнуть не могу! И ты поезжай, она поможет.

Вера собралась, упросив тетку приехать и пожить с Лизой, если лечение затянется.

Целительница Марфа жила в дивном по красоте селе, утопавшем в сочной траве и цветах. Пока Вера ехала поездом, потом рейсовым автобусом и попуткой, у нее отекли и разболелись ноги. Ее высадили у трассы, и оставалось совсем немного пройти, но каждый шаг давался с трудом. Она медленно шла через рощу мимо круглого, как зеркало, пруда, в котором купались ветви плакучих ив, и все искала, где можно присесть, отдохнуть. Голова кружилась, она ухватилась за ствол дерева и медленно сползла в траву.

«Надо полежать», – подумала, вытянувшись во весь рост. Сквозь тонкую ткань батистового сарафана ее прошиб холод, идущий из еще не прогретой земли. Вера не могла пошевелиться от навалившейся тяжести.

«А в могиле будет еще холодней, – пронеслось в голове, но эта мысль не вызвала никакого страха. – Я ведь холода не почувствую. Ничего не болит, ни о чем не думаешь. Хорошо! Не надо за Лизку бояться, думать – чем и как платить, где товар брать и сколько «крыше» отстегнуть. Отдыхай себе, спи спокойно. Отработала – и на покой. Кому я, собственно, теперь нужна? Раньше, пока растила, нужна была Лизе, а теперь она только и думает, как бы деру дать. Не разговаривает со мной совсем, стесняется моей необразованности. Виновата я, конечно, что с Петровичем куролесила, так все ж для нее. Или для себя? Ну и не без этого. А ведь хорошо с ним было. Бедный Петрович, пару раз видела, как он у магазина маячил, возле дома круги выписывал, но не зашел. Может, действительно скучает? А как узнает, что я того… Вот кто наплачется! – Вера улыбнулась и повернулась на бочок. – Так бы и лежала, а вот в гробу не повернешься. Пусть бы на бочок и укладывали. Так – куда ни шло…»

Почувствовав, что сейчас уснет, с трудом заставила себя встать и пойти дальше. Очень ей было интересно, как Марфа ее встретит, угадает или нет ее болезнь. Вера решила, что зайдет веселая, ни слова о себе не скажет, а будет жаловаться, что похудеть никак не может, аппетит усмирить, за этим и пришла.

Дом Марфы легко было найти по длинной очереди, которая выстроилась у калитки. Люди, молодые и старые, сидели и стояли, один даже лежал на носилках. Очередь двигалась бойко, а Вера старалась угадать, заглядывая в лица выходивших, чем закончился их визит к целительнице. Того, на носилках, как внесли, так на носилках и вынесли. Стало понятно, чудеса – это не Марфин профиль.

Когда подошла Верина очередь, она растерялась. Зайдя в светлую, свежевыбеленную комнату, она увидела деревянный стол и скамейки, рукомойник возле окна. В углу, перед образом, теплилась лампадка, Вера засмотрелась на нее и забыла, что собиралась сказать. Марфа встала и подошла к ней. Коснувшись ее лба, втянула воздух, словно принюхиваясь. Потом отошла, попросила сесть рядом. Мягкая старческая рука прошлась по Вериным волосам, шее, позвоночнику. Прозрачные, бесцветные глаза Марфы смотрели куда-то поверх ее головы. Отойдя к иконе, Марфа перекрестилась и вроде как начала с кем-то шептаться. Вера вслушивалась, но слов было не разобрать, а главное, было непонятно, с кем разговаривает старуха, но то, что это был не один голос, а два или даже несколько – Вера ясно различала. Наконец, сев перед Верой и утерев намокшие глаза, Марфа сказала, что попробует помочь, но очень мало времени осталось. Земля сильно Веру тянет и не хочет отдавать. Марфа поставила перед Верой таз с холодной водой и велела раздеться, опустить туда ноги. Набухшие, потрескавшиеся ступни перестали ныть, и Вера благодарно улыбнулась. Белая плотная ткань шатром покрыла ее голову и плечи, а дальше она уже не понимала, где верх и низ, право и лево. Она почувствовала запах паленой хвои, сознание помутилось. Казалось, что над головой полыхает огонь, а под ногами течет раскаленная лава. Она задыхалась и слепла, проваливаясь во тьму. Когда Марфа резко сдернула покров, Вера увидела, что вода в тазу черная, как сажа, и обомлела.

– Ты, детонька, не пугайся, – успокоила целительница, – это грязь из тебя выходит, мы ее земле и вернем. Вынеси и вылей за калитку. После этого можешь домой ехать. Я тебе тут травок всяких приготовила. Ты их пей, но к врачам иди, пусть лечат как умеют. Если захочешь в землю уйти, очень быстро туда отправишься – тебя там уже ждут. Зацепись посильнее в жизни за то, что оставлять жалко, но только не за дочку свою, – она тебя не удержит, а ты ее подтолкнешь. Через нее к тебе страх пришел – он и ест тебя поедом. И грудь твоя заболела потому, что от груди ты свое дитя так и не отлучила. А дочка твоя уже не ребенок – она женщина, которая, как та свеча, плавится от любви, и любовь эта страшная, преступная. Но бог милостив. Ты о себе подумай. В землю нос не утыкай, а в небо смотри и радуйся. Знаешь, что сделай, – ты, когда назад пойдешь, опять через рощу иди, тем же путем, что ко мне пришла. Там пруд. Ногами в дно поглубже закопайся и чтобы вода по грудь была. Голову к небу подними и на солнце смотри. Через тебя по кругу сила побежит могучая. От солнца и неба к воде и земле. Стой так и руки раскинь, словно сейчас полетишь. И попроси у кого хочешь – у бога, у природы-матушки, чтобы вернули тебе здоровье. Они ответят. И почувствуешь ты легкость, словно и впрямь крылья выросли! Так ты не бойся, лети!