Array Сборник - «Лимонка» в войну

Земун, к слову, – это бывшая австрийская половина Белграда. Потрясающе красивая. Белград вообще очень красивый город. Он как бы из двух разных городов состоит. Одна часть, восточная, когда-то турецкая – со старой крепостью Калимегдан во главе, стоит над местом, где сливаются Сава и Дунай. Вокруг Калимегдана на террасах гнездится официальный центр Белграда. Большие европейские здания конца XIX века, крыши медные, и, в общем-то, современная, европейская жизнь, как где-нибудь, скажем, в Будапеште. Памятники, правительственные учреждения, бутики, клубы, кофейни, суета, машины. Много полицейских: статные, симпатичные, и ненавязчивые, кстати, в отличие от наших уродов-ментов. Здесь европеизированная публика и иностранцы ходят, пьяных и цыган не пускают. Сюда америкосы больше всего бомб швыряли. Тут Джинджича и хлопнули. А австрийский Земун через Саву вдоль Дуная километрах в пяти к западу. Там все по-другому, узкие улочки сбегают к Дунаю, домики одно-двухэтажные, друг к другу жмутся на холмах от церкви к церкви, все под красными черепичными крышами. Старая австрийская крепость на горе закрыта на ржавый амбарный замок. Люди совсем другие – попроще и порасслабленнее. Никуда не спешат. В сумерках цыгане то там, то тут сидят-курят у своих ворот на корточках, какие-то пьяные старики ходят от погребка к погребку, аккордеоны из окон играют. И пахнет Дунаем. И свет такой розовато-золотистый, как у Кустурицы в кино. А по берегу Дуная у самой воды – сотни ресторанчиков, там жарят рыбу и ракию наливают. Очень много сербов. Поют, разговаривают о Земуне, о Сербии…

На полпути в Земун, на Ратном острове, есть большой пляж, туда за смешные какие-то копейки цыгане на огромных кособоких плоскодонках с мотором возят толпы простых сербов отдыхать. Женщины сплошь длинноногие, стройные, грудастые. Никакого целлюлита и в помине. Мужчины высокие, крепкие, мускулистые. Те, что после 25 – все в шрамах, с дырками от пуль и осколков. Детей с каждым трое-четверо, облепят и висят, как обезьяны, иначе нельзя – Дунай мощный, как резиновый, сразу уносит… Если замечают, что пялишься на их рубцы, раны, на женщин, на детей, едва уловимо смерят взглядом сверху вниз и, отвернувшись, хитро так посмеиваться начинают. Все – одна большая ЗЕМУНСКАЯ ПРЕСТУПНАЯ ГРУППИРОВКА…

Когда Зорана Джинджича хоронили, по телевизору много показывали плачущих сербских женщин с цветами, сотни пришли. И комментарии, мол, сербы скорбят, но с пути реформ не свернут. Побойтесь бога, у них Христос три дня как вознесся, и пришли они своего Иуду оплакать, это их сербский Иуда, и они его никому не отдадут.

Александр Орлов, март 2003

Пригород Аль-Халя города Мосула, что на севере Ирака. Каждый иракец знает, что там были уничтожены сыновья Саддама и его 14-летний внук Мустафа, а также их охранник. Шофер такси, которому я показал написанную по-арабски записку с адресом, мрачно и понимающе ухмыльнулся – он тоже был там. Похоже, что весь Мосул уже был там.

Это район, где проживает средний класс, здесь аккуратные, но и не слишком шикарные двухэтажные особняки. Кое-где вдоль улицы есть пустыри – здесь ещё не успели построиться. Но пустырь, на который меня привезли, образовался недавно. После уничтожения сыновей и внука Саддама американцы снесли этот дом, чтобы он не стал местом массового паломничества иракцев. Начисто снесли, даже строительный мусор тщательно собрали и вывезли. Ровное место осталось.

Дом стоял на обочине широкой трассы, слева от него проходила узкая поперечная дорога, справа пустырь под будущую застройку, сзади, впритык, другой дом. Дом, где скрывались сыновья Саддама, был, вероятно, огорожен каменным забором в соответствии с местными традициями, через который невозможно ничего увидеть с улицы.

На месте, где я стою, развертывалось одно из крупнейших событий современной истории, стоящее в одном ряду с библейскими писаниями, античными и шекспировкими трагедиями. С той только разницей, что оно не являлось плодом чьих-то фантазий, а происходило в действительности, наяву и недавно. После этого посещать исторические дворцы, где профессиональный гид хорошо поставленным голосом рассказывает, как там много веков назад какой-то князь приказал кого-то казнить, просто неинтересно. Читать истории про страшную средневековую месть после этого скучно.

Получив информацию от иракского доносчика, 22 июля 2003 года две сотни десантников 101-й воздушно-десантной дивизии и «Спецкоманды-20» окружили этот дом. Бой продолжался почти шесть часов, трижды американцы предпринимали попытки штурма. После ракетного обстрела с вертолётов и бронемашин сопротивление было сломлено. Бомбили очень прицельно, соседний дом, стоявший впритык, не пострадал. Затем солдаты проникли внутрь и нашли обугленные тела.

Таксист показывает мне, на что именно надо обратить внимание. Несколько щербин на стене соседнего дома по эту сторону дороги, следы от пуль оборонявшихся. С десяток щербин на цементном бордюре дороги, на разделительной полосе. Но больше всего следов от пуль на здании через дорогу, особенно возле левого окна второго этажа. Вероятно, оттуда стреляли американцы, а оборонявшиеся, в свою очередь, ответили им огнём. Стреляли они метко.

По одним данным, во время боя были ранены несколько американцев, по другим – один из них был убит. Ничего точно не известно, подобные данные всегда засекречены, ибо они могут нести в себе мощный пропагандистский заряд. В американских боевиках террористы всегда трусливы, захватывают заложников, а потом долго торгуются во имя спасения своей жизни. В жизни всё оказалось наоборот.

Когда я в первый раз приехал в Мосул в прошлом году, там было сравнительно тихо. В отличие от других иракских городов по Мосулу почти без опаски ходили пешие американские патрули. Сегодня там ад. Мосульцы достойно отомстили и американцам, и коллаборационистам. Однако страшная месть сторонников Саддама только начинается.

Мы с таксистом немного посидели, молча и мрачно помолчали. Затем он повёз меня дальше, показывать место, где американцы бомбили казармы иракской армии.

Лоуренс Месопотамский, август 2004

Высота над Сараевом. 1992 год.

В 1992 году осенью я попал в Пале – столицу Боснийской Сербской Республики. Вначале я, правда, встретился с генералом Радко Младичем. Генерал в голубом тесном ему костюме на три пуговицы выглядел, я помню, переодетым крестьянином. Часа три, наверное, генерал, разложив карту на столе, втолковывал мне, какие военные заводы перешли в руки хорват и мусульман, а какие остались у сербов, и, в конце концов, попросил у России вооружение: вертолеты «МИ-24» и ещё всякие военные мощности. Затем мы поговорили о возможности поставлять Югославии нефть и нефтепродукты по Дунаю. К середине разговора я понял, что меня принимают за другого, возможно, за представителя Кремля, но не стал разочаровывать Младича. Через сутки я уже был в Пале. Ночевать меня привезли в деревянное, мёрзлое, неотапливаемое шале, где не функционировала канализация. А спать я улёгся, выпив всё содержимое бутыли сливовой водки внизу в ресторане (ресторан как-то работал, хотя горячих блюд не было) и навалив на себя всё белье и одеяла из своего и соседних номеров. Как раз догорел обрезок свечи, выданный мне внизу в ресторане, чтобы добраться до номера. Утром в окне обнаружилось ярчайшее солнце и роскошная природа гор: это были места, использовавшиеся в 1984 году для Олимпийских игр в Сараеве.