Array Сборник - «Лимонка» в войну

Перебросив через плечо дорожную сумку, я покружил по привокзальной площади, но не обнаружил на ней ничего интересного. Ничего пригодного, чтобы отвлечь затянутую поволокой тревоги голову. Несколько необычное для меня чувство не проходило уже много дней, с тех пор, как я решил ехать. Вначале словно маленький червячок нет-нет, да и шевельнётся где-то в мозгу. Потом червячков стало много, и они начали пытаться куснуть за хвост совсем не относящиеся к делу мысли. Сейчас, стоя на площади, я ухмыльнулся, сравнивая содержимое черепа с изъеденной червями шляпкой гриба.

Достав сигарету, я хлопнул по бёдрам в поисках зажигалки, в правом кармане джинсов хрустнуло несколько смятых в комок купюр. Я выудил их оттуда, расправляя. «Что ж, хоть не все вчера спустил», – процедил я сквозь зубы, оглядываясь по сторонам.

К сожалению, ночные заведения оказались уже закрыты, а для открытия утренних забегаловок было ещё слишком рано. Пройдя несколько сот метров и углубившись в город, я наконец заметил рядом с остановкой кафешку, возле которой стояли поедавшие шаверму таксисты. Решительно отклонив предложения меня подвезти, я зашел внутрь, бросил под стол сумку и заказал себе пива. Голова после вчерашнего гудела.

Мне вспомнились глаза друга в тот момент, когда мой автобус тронулся, и, хотя мы оба были пьяны, взгляд его был серьёзен. Весь вчерашний вечер мы говорили о всякой чепухе или же молча напивались, старательно обходя причину, нас собравшую. Причину, по которой я уезжал. Причиной было и то, куда я уезжал. Причиной была война.

Мы молча пожали друг другу руки, стоя у автобуса, но он не сдержался и обнял меня, хлопнул по плечу: «Возвращайся». «Вернусь», – кивнул я в ответ. И всё. Я уехал, а он остался стоять на залитой светом фонарей, остывающей улице.

Теперь причина была ближе на триста километров, думал я, крутя в руках принесённый мне официанткой холодный бокал. Пальцы оставляли отпечатки на его запотевших боках, и отпечатки тут же исчезали.

– Вы метро ждёте? – отвлек меня голос девушки, которая зачем-то так и продолжала стоять у моего столика.

Я недоумённо посмотрел на неё.

– Ну, вы же с автостанции? А метро закрыто ещё…

– Да.

Мне не хотелось разговаривать, и я снова уставился в свою кружку.

– А вы в Москву по делам или в гости? – не унималась официантка.

Я обвёл взглядом зал. Кроме меня в нём никого не оказалось, и ей, видимо, после бессонной ночи просто не с кем было поговорить.

– Я в командировке, – нехотя протянул я.

– А вы, наверное, военный?

Я внимательно посмотрел на неё. Одет я был совершенно обычно: джинсы, футболка. Всё, что могло натолкнуть её на эту мысль, лежало в сумке.

– С чего вы взяли?

– У вас ботинки военные…

Стоя на эскалаторе, я долго разглядывал свои башмаки фирмы «Ranger». От военного у них, пожалуй, было только название. Ну да, грубоваты, но даже не высокие, обычные, в принципе, ботинки.

В вагоне, стиснутый столичной толпой, я таращился в окно, когда состав выныривал на поверхность, и на отражение в стекле людей, стоящих вокруг, когда он вновь уходил под землю. Люди полуспали, часто моргая вялыми глазами, смотрели бессмысленно в стену, в телефон или себе под ноги. Взгляд дохлой рыбы.

Я посмотрел на своё отражение. На усталом, с заострившимися чертами лице угольками горели совсем другие глаза. Колючий, сосредоточенный взгляд, страх на дне зрачков и безумная искра ещё глубже страха. Та, что приводит в эйфорию во время драки. Растягивает рот до ушей в минуты опасности. Упёртое, баранье чувство противоречия. Упрямое русское «назло».

«Глаза, она всё по глазам поняла, – вдруг догадался я и улыбнулся, – а ботинки твои тут ни при чем!»

Доброволец

Сергей Фомченков, член исполкома партии «Другая Россия», руководитель добровольческого движения «Интербригады», вот уже два года находится в Донбассе.

В далёком 1999 году активистами партии Эдуарда Лимонова была осуществлена акция захвата башни матросского клуба в Севастополе в знак протеста против дискриминации русского населения в Крыму. Ребята тогда раскидали листовки «Севастополь – русский город». 15 человек были осуждены за участие в этой акции и провели в тюрьме по 5 месяцев.

Фомченков был в их числе.

«Русская весна» для него началась ещё тогда. И не заканчивается по сей день.

– Как дела в Луганской области?

– На той территории, что освобождена от укропов, то есть на территории нынешней ЛНР, налаживается мирная жизнь, восстанавливается разрушенная инфраструктура. Я, например, забрал из России сюда свою дочь. Она теперь учится в школе города Луганска. Но, конечно, спокойно не на всей территории ЛНР. Ближе к линии соприкосновения люди по-прежнему живут фактически в условиях военного положения. Не говоря уже про то, что многие семьи война разлучила. Например, воевал человек в ополчении, а родители, жена, дети остались на территории, которую пока не удалось освободить, и сам он не может вернуться на оккупированную территорию. Таких очень много.

– На вашем фронте?

– С начала февраля 2016 года возобновились обстрелы нашей территории из тяжёлого вооружения: 120-мм миномёты, гаубицы, «Грады». С той стороны подтягиваются новые подразделения ВСУ и Нацгвардии. Ближе к фронту передислоцируются их танковые части. Трудно прогнозировать развитие ситуации. Но постепенно нарастающее обострение налицо.

– Когда впервые нацболы появились на событиях «Русской весны»?

– Несколько человек поехали ещё в Крым, но там очень быстро навели порядок «вежливые люди», и после референдума наши ребята оттуда передислоцировались в Донецк, где принимали участие в штурме зданий СБУ и городского ОВД, потом с нарастанием конфликта они поехали сначала в Краматорск, а затем и в Славянск.

– Когда ты туда приехал?

– Я приехал в Донбасс (в Луганск) в 20-х числах июня 2014 года.

– Помню, как навещал вас в начале сентября в пустом Луганске в гостинице – потом отдельный взвод несколько раз менял расположение (и далеко не на самое лучшее иногда). С чем связаны переезды и перестановки?

– В начале сентября нацболы находились в составе 1-й отдельной разведроты Министерства обороны ЛНР, позже мы все перешли в роту спецназначения «Мангуст». Всем хотелось быть ближе к передовой.

– Какой период был наиболее нервным и трудным? Лето 2014-го?

– Июль и август 2014 года. Потом уже, осенью, нацболы защищали наиболее сложный участок фронта в Республике – позиции в посёлке Сокольники и Т-образного перекрёстка в Славяносербском районе. Зимой воевали под Дебальцевом. Но самым напряжённым был, конечно, летний период, особенно когда Луганск был окружен. Тогда, ещё при первой попытке деблокировать Луганск, погиб наш партиец Илья Гурьев, позывной «Заяц».