Андрей Геласимов - Жажда

– А что такое операционная сестра? – спросил Славка, но в это время в коридоре щелкнул замок, и на пороге появилась Марина.

Она в изумлении оглядела усыпанную белыми листами комнату, разбросанные остатки еды, нас, сидящих на полу и глядящих на нее оттуда, помолчала еще несколько секунд и наконец сказала:

– Плакал мой обед. А уроки-то хоть кто-нибудь сделал?

Когда немного прибрались, Марина сказала, что у Славки сегодня «Веселые старты». А ей надо бежать в редакцию, потому что приехал какой-то американский журналист.

– «New York Times». Знаешь эту газету? Мне обязательно надо с ним поговорить.

Я сказал, что не знаю, но могу отвести Славку вместо нее. Все равно Генка с Пашкой так и не появились.

– Мне нетрудно. Расскажи только, куда надо идти.

Пока у него был урок рисования, я сидел на скамеечке возле школы и смотрел на людей. После обеда стало светить солнце, и снег, который шел последние два дня, быстро растаял. Те, кто опоздал на урок, бежали прямо по лужам. Некоторые поднимали голову и тогда замечали меня. Лучше бы они смотрели себе под ноги. По крайней мере, дома потом не досталось бы за ботинки.

Впрочем, им тоже самим скоро в армию. Пусть смотрят.

«Веселые старты» были только для первоклашек. Поэтому я сел так, чтобы меня не было видно. Только со спины. Пришлось болеть за Славку по звуку. Слушал, как они кричат, когда кто-нибудь прибегает последним. Старались помочь. Орали как угорелые.

– Идите вот сюда, – сказал вдруг прямо у меня за спиной женский голос. – Здесь никого нет. Только один дяденька.

На скамейку сзади меня опустились двое мальчишек. Я нагнулся вперед, чтобы их не напугать. Как будто шнурки развязались.

Но им было не до меня.

– Ну как вы оделись? – шептала их мама. – Я же вам все оставила. А вы оделись непонятно как. Теперь все подумают, что мы нищета.

– Нас папа одевал, – шепнул один мальчик. – Я ему говорил, что так неправильно, а он сказал – отстань, мы опаздываем уже.

– Теперь все подумают, что вам надеть нечего. Я же оставила все на кресле.

– Папа сказал – на «Веселые старты» так одеваться нельзя.

– Ладно, – шепнула мама. – Сейчас Ира пробежит, и ты наденешь ее кроссовки. Только не наступай в лужи, а то они новые ведь совсем.

– Он тогда после всех прибежит, если будет вокруг луж бегать, – зашептал мальчик помладше. – Он проиграет тогда.

– А я буду через них перепрыгивать.

– А если они большие?

– А я разбегусь.

– Ладно, перестаньте, – шепотом одернула их мама. – И так голова кругом идет.

Я слушал их, стараясь, чтобы они не обращали на меня внимания, и думал о том, какие бывают дети. Что они говорят, как они толкаются, как прыгают, поджав одну ногу, рвут ботинки, плюют с балкона, рисуют на обоях, вылавливают из супа лук.

Особенно когда они твои.

Приехать со всей оравой на Черное море. Летом, когда стоит невероятная жара. Снять однокомнатную квартиру. Второй этаж – поэтому сначала страшно оставлять на ночь открытым балкон. По телевизору каждый час сообщают, что из тюрьмы убежали грузины. Два или три. После половины бутылки трудно запомнить – сколько. Или не хочется запоминать. Тем более – жара. Липкая спина, и мысли разбегаются в стороны. Зато никаких комаров. Звенят за балконной дверью, но в комнате почти не слышно. Потому что дети шумят. Толкают друг друга и хихикают на полу. Им нравится, что они теперь с нами в одной комнате. Невозможно их уложить. Сидим на диване и говорим: «Время уже почти два часа ночи». Но им все равно. Они нас не слышат. Волосы мокрые от жары. Хватают друг друга за плечи. Мы говорим: «Время уже два часа». На третий день догадываемся постелить на кухне ватное одеяло. Чтобы коленкам не было больно. И чтобы линолеум не прилипал к спине. Радио на табурете прямо над головой каждую ночь играет одного Джо Дассена. Надо аккуратно вставать. Задыхаясь, можно легко столкнуть его с табурета. Тогда придется искать ее губы в тишине. Как будто оглох. И в ушах ровный шум, словно прижал раковину.

– Костя! Эй, Костя! – кричал мне отец. – Иди сюда! Глухой, что ли? Я тебя зову, зову, а ты не слышишь.

– Там, на балконе, шумно, – сказал я, входя в комнату. – Машин слишком много внизу.

– А чего ты хотел? Москва! Почти центр города. Пойдем ужинать. Марина с работы пришла.

– Ну что, не приехали ваши друзья? – сказала на кухне Марина.

– Нет. У них сложная ситуация. Может, они завтра опять не приедут.

– Слушай, а я почему-то с тобой снова на «вы». Тебе самому как удобней?

– Мне все равно.

– Тогда будем говорить «ты». Если я забуду – ты мне напомни. Хорошо? Как там наш Славка пробежал на «Веселых стартах»?

Она подцепила вилкой кусок мяса и толкнула коленом отца. Мясо упало обратно в тарелку, и она рассмеялась. Отец, не отрываясь, смотрел на нее.

– Нормально. Их класс победил. Славка получил грамоту.

– Понятно, – улыбнулась она. – Сейчас вернется с улицы и будет хвастаться без конца. Ему обязательно надо побеждать.

Минуту, наверное, ели молча. Отец не ел.

– Чего ты на меня так смотришь? – сказала она наконец отцу.

Голос у нее изменился.

– Подстриглась, – сказал он.

– Ну и что? Мне теперь подстригаться нельзя?

– Новая прическа.

– Слушай, давай не при твоем сыне. К нам в редакцию приехали журналисты из Штатов, а тебе хочется, чтобы я выглядела как огородное пугало.

– Хорошая прическа была.

– Она меня старит. Неужели ты не понимаешь? Я выглядела лет на сорок. А мне тридцать два. Мне всего тридцать два года!

– А журналистам?

– Что? – Она запнулась и непонимающе смотрела на него.

– Сколько журналистам из Америки лет? Они молодые?

Марина молча смотрела на него. Потом оттолкнула тарелку и резко поднялась.

– Как ты меня достал со своим маразмом. Поесть нормально нельзя.

Она хлопнула кухонной дверью, а мы остались сидеть за столом. Мясо в тарелке отца лежало нетронутым.

– Ты извини, Костя, – поздно вечером сказала она, войдя ко мне в комнату. – Испортили тебе ужин. У нас так бывает. Твой отец болезненно относится к нашей разнице в возрасте. И убедить его я ничем не могу.

– Все нормально, – сказал я. – У всех свои проблемы.

– Но я совершенно не знаю, как ему помочь. Мне приходится обдумывать каждый шаг – как бы чего-нибудь не сказать или, там, не сделать. Он заводится моментально. Ты знаешь, я от этого устаю. Можно, я покурю у тебя в комнате?

– Кури. Это твоя квартира.

– Слушай, а что это у тебя? – Она склонилась над столом у окна.

– Рисунок.

– Слушай, как здорово. Мне дети сегодня все уши прожужжали про то, как ты утром тут рисовал. Всю бумагу мою истратили.

– Извини, я тебе завтра куплю.

– Да перестань ты. Я не про это. Как здорово у тебя получилось.