Андрей Геласимов - Год обмана

И вышел.

Она уронила ножницы на пол и стала смотреть в окно. Тогда я сказал – мне тоже пора.

А маленький Мишка стоял рядом с ней и плакал.

Когда я вышел на крыльцо, Воробьев во дворе пинал папин «Мерседес». Скаты проверяю – сказал он мне. Но пинал не только по скатам. Везде пинал. И по дверцам тоже. И по радиатору. Ну что, говорит, хочешь, я тебя домой отвезу? А то охрана твоя тебя, видно, бросила. Я говорю – я на электричке. Где тут она? А он говорит – не понтуйся. Садись в машину.

Я сел, а он говорит – ты лучше пристегнись. Быстро поедем. Не дай бог, еще стукнешься. Я говорю – ты что, куда-то торопишься? А он говорит – не то слово.

Мы выехали на проселок, и он нажал полный газ. Я до этого так быстро никогда не ездил. Только на компьютере. Но ему, видимо, было все равно. Нагнулся чуть-чуть вперед и не отрываясь на дорогу смотрит. А сбоку деревья как бешеные летят.

Я говорю – может, потише поедем? А он говорит – что? Я говорю – разобьемся. Он смотрит на меня и еще сильнее нажимает на газ. Я думаю – не надо с ним говорить. Пусть лучше смотрит на дорогу. А то он голову ко мне повернул и обратно ее разворачивать как будто не собирается. Я говорю – чего ты на меня уставился? Он говорит – ничего. Я говорю – ты вперед смотри, а то мы убьемся. Он улыбнулся и ударил по тормозам. Машину закрутило как щепку. А он все смотрит на меня. Мы крутимся посреди дороги, а он смотрит.

Наконец остановились. Кругом тишина. Лес в снегу. И мы стоим поперек дороги.

Я говорю – ну и что? Он говорит – ничего. Остановились просто. Поговорим?

Потом вдруг смотрит куда-то вбок и говорит – все-таки твоя охрана тебя не бросила. Павел Петрович им по уму болты закрутил. Я туда посмотрел и говорю – это не наша машина. Я приехал совсем на другой. Тогда он говорит – да? Надо же, как интересно. Это кто у нас тут зимой в дачном поселке, кроме нас с тобой, ездит?

И косточки у него на пальцах слегка побелели. Руль под ними скрипнул чуть-чуть.

Потом включил скорость и медленно поехал вперед. А сам очень внимательно в зеркальце смотрит. Ждет, когда этот джип подъедет поближе. Потом что-то, видимо, разглядел и очень обрадовался. Говорит – ну надо же, как повезло. Надо же было появиться так вовремя. Просто молодцы. Ну, давайте, ребята. Сейчас разберемся со всеми проблемами. Раз и навсегда. Одним махом.

И снова дал полный газ.

Я говорю – а кто это? Он говорит – не бойся, Серега. Сейчас все узнаешь. Надо же, как повезло.

Джип тоже начал набирать скорость и понемногу приближаться к нам. Воробьев выехал на шоссе, и спидометр показал 120 километров. Я говорю ему – не отстают. А он смеется и говорит – эти не отстанут, Серега. И это очень даже хорошо. Хорошо, что они не отстанут. Именно они мне были сегодня нужны. Просто пою от счастья.

На спидометре было уже 130.

Наконец он свернул на какую-то боковую дорогу и сказал – ну, вот сейчас. Давай приготовься.

Я уперся ногами в пол и схватился за ручку.

Воробьев говорит – видишь, сколько памятников вдоль дороги мелькает? Здесь каждый год кто-нибудь бьется. Сразу насмерть. Дорога прямая. А лес видишь какой. Чуть-чуть понесло – и конец. Скорость-то бешеная. Ну, держись. Сейчас одним памятником будет больше.

Он резко ударил по тормозам и развернул машину поперек дороги. Джип приближался с его стороны. Я подумал, что, когда они в нас врежутся, до меня, может, и не достанет. Но Воробьева должно было размазать по всей машине.

Он открыл дверцу, вынул из кармана пистолет и выстрелил два раза в сторону джипа. Не выходя из машины.

Сначала ничего не произошло, и джип продолжал лететь в нашу сторону. Но потом он немного вильнул, покачнулся, и его начало заносить на деревья. Огромные прямые сосны. Толстые, как колонны. Те, кто сидел в джипе, видимо, пытались выровнять его, но у них ничего не получалось. Дорога была скользкая. Через секунду их прижало к линии леса и начало бить о небольшие кусты. Джип стал вертеться из стороны в сторону и наконец ударился прямо лбом. Машина остановилась как вкопанная. Еще через секунду под ней проскочила искра, и вокруг нее загудело пламя.

Воробьев закрыл дверцу и сказал – пристегиваться надо было, придурки. Как они меня, блин, достали.

Я смотрю на него и говорю – надо их оттуда вытаскивать. А он говорит – бесполезно. Бензобак лопнул. Соляра уже горит. Сейчас взорвется.

Я выскочил из машины и побежал к джипу.

Воробьев крикнул – ложись, дурак. И джип подбросило в воздух.

Я стою рядом с ними, а доставать уже нечего. Воробьев подошел и говорит – это Киря. Я его куртку узнал. Хорошая куртка. Жалко, что вся сгорела. Ладно, валить отсюда пора. Скоро менты подъедут. На этих уродах наверняка оружия до фига. Я говорю – ты их убил. Он говорит – они сами себя убили. Валим. Иди садись в машину скорей.

Когда отъехали, я ему говорю – это они твой джип взорвали? Он улыбается и говорит – не мой, а твоего папы. Я говорю – все равно. Он говорит – нет, теперь уже не все равно. Я говорю – они? Он смотрит на меня и говорит – что, правду узнать хочешь? Я говорю – хочу. Он говорит – ну, слушай. И рассказал мне, что они приезжали за ним еще в Новый год, но он договорился, что они уедут, а он потом придет к ним сам. Второго числа. Но он не пришел. И тогда они поставили ему бомбу.

Ну а насчет часов, говорит он, этот прикол ты уже знаешь. Рассказывал Павел Петрович? Я говорю – да. Он говорит – так что, сам видишь, выбора у меня не было. Или ты хотел, чтобы это я там сейчас в лесу догорал? А? Хотел бы? Скажи, Серега? Я говорю – отвяжись. Он говорит – нет, правда? Я говорю – чего они от тебя хотели? Он говорит – а вот это уже совсем другая история. И тебе лучше о ней не знать. Я говорю – а в квартире у тебя кто живет? Он посмотрел на меня и потом вдруг начал смеяться. Я говорю – ты чего? А он говорит – так это ты Сашу Мерседеса так напугал? Я говорю – какого Мерседеса? А он дальше смеется и говорит – так это из-за тебя я от него отвязаться никак не могу? Он ведь мне каждый день говорит, что за ним Киря приходит. Всю плешь проел. Он из-за тебя боится на улицу выйти. Нет, ну надо же, блин. Сегодня отправлю его в Рязань. Первым поездом. Видит бог – отправлю.

А сам смеется и все никак не может остановиться. Он смеется, а я на него смотрю. Сижу и думаю – а Марина?

Я им сказал: «Поставьте меня на пол. Я сам люблю на полу стоять». Они поставили и начали раздеваться. Я подошел к стенке. Там висел Дед Мороз с красной палочкой. Я его взял. Марина сказала: «Дай мне его сюда. Это термометр». Я не дал. Она сказала: «Разобьешь». Тогда большой сверху сказал: «Пусть поиграет. Ничего страшного». А Марина сказала: «Он может порезаться». И опустилась ко мне. «Дай мне его. Мы повесим его обратно на стенку». Я сказал: «Это игрушка». Марина сказала: «Нет». Я сказал: «Детям можно». Она сказала: «Это термометр. Он чужой». Большой сверху сказал: «Ничего страшного. Пусть поиграет». Марина выпрямилась, и я не увидел, какое у нее было лицо. Большой видел. Он сказал: «Давай-ка, малыш, раздеваться». Марина сказала: «Вы не сможете его расстегнуть. У него замок заедает на куртке». Большой сказал: «А мы ему завтра новую купим. Да ведь?» И опустился ко мне. «Ты какую курточку хочешь? Хочешь, мы тебе с Микки-Маусом купим? Вот здесь, на спине. Хочешь?» У него было большое лицо. И старое. Не такое, как у Марины. Такое, как у папы. Когда он болел. Большой сказал: «А чего это мы заплакали? Не хочешь новую курточку? Ну, не хочешь – значит, не будем покупать. Останется эта. Любишь старую курточку?» Марина сказала: «Он, наверное, устал. Поздно уже. Он рано обычно ложится спать. Скажите, где его комната?» Большой выпрямился, и я больше не видел, какое у него было лицо. Он сказал сверху: «Ну вот, успокоился. Сережа, отведи малыша в его комнату. Ему там будет хорошо. Он сможет один уснуть?» Марина сказала: «Я с ним посижу». Сережа сказал: «Я тоже посижу с вами». Марина сняла с меня куртку и сказала мне: «Перестань. Вот твой Дед Мороз. Никуда он не делся. Ты почему такой мокрый? Жарко тебе?» Я сказал: «Да. Еще писать хочу». Большой сказал: «А почему он все время шепчет?» Марина сказала: «Он стесняется». Большой снова опустился ко мне: «Пойдем, я отведу тебя в туалет». Марина сказала: «Вы лучше мне покажите. А то он с вами не пойдет». Большой сказал: «Что, правда со мной не пойдешь?» Я сказал: «Да». Он сказал: «А почему ты все время шепчешь?» Я сказал: «Нипочему». Он выпрямился и сказал: «Вид у него действительно очень усталый. Давайте укладывайте его спать».