Фаина Раневская - Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

Но разве мстить можно только из-за ролей или мужа? А вдруг это давняя любовь, не простившая Павлиновой расставания или того, что, не дождавшись, Люба Орлянская укатила в Москву, став Любовью Петровной Павлиновой?

Чего не дождавшись? Чего угодно – возвращения, освобождения, признания.

Вариант выглядел очень романтично, реабилитировал Лизу, но не объяснял пропажу чемодана. Было еще одно «но»: как мог этот давний возлюбленный (если таковой имелся) попасть на пароход?

Ряжская решила вопрос быстро:

– Легко! Тащил какие-то декорации или те же костюмы. Думаешь, матросы вглядываются в лица рабочих и вообще знают их? Они, кроме Суетилова и Гваделупова, вообще никого не знают. – Ангелина очень любила «вообщекать», но, за неимением других, единственное слово-паразит я ей легко прощала.

Пришлось согласиться, замечание по поводу рабочих резонное.

– Но как он оказался в Тарасюках одновременно с нами?

Пробурчав «опять ты…», Ангелина принялась придумывать душераздирающую историю о несчастной любви и преследовании парохода от самого Верхнепопинска.

– А в Верхнепопинск как попал?

– Из Москвы, – мрачно объявила Ряжская, забираясь в постель. Ей явно надоело изобретать пошлую комедию с крадущимся за пароходом по берегу влюбленным мстителем.

А я, укладываясь, вдруг вспомнила, что бывают еще сумасшедшие поклонники, те, для кого недостижимость предмета их обожания уже повод, чтобы убить. По принципу «не доставайся ж ты никому!».

Боже мой, как мы могли забыть о таком варианте?! Конечно!

Ряжская снова вылезла из постели и принялась развивать теперь эту идею. Кто еще мог попытаться вырвать шарфик у актрисы? Или попытаться отобрать туфлю? Только сумасшедший фетишист.

– Все верно, когда улетел шарфик, Любови Петровне стало смешно, но когда этот сумасшедший отнял у нее туфлю, уже не до смеха. Потому второй туфли и нет, она у фетишиста!

Несмотря на бредовость идеи, приходилось признать, что логики в ней не меньше, чем в версии о Лизе-убийце. Поскольку это позволило снять с Лизы обвинения, мы предпочли вариант с сумасшедшим поклонником. Мысль, что убить мог сумасшедший, а не кто-то из нашей труппы, приносила некоторое облегчение, хотя Любовь Петровну, как жертву маньяка, очень жалко. Вот она, оборотная сторона славы…

Но главное – упрямые факты оставались с носом! Это лишний раз доказывало, что их не обязательно подгонять под существующую теорию, зато можно создать новую, в чем мы преуспели.

К рассвету все было продумано до мелочей, довольная проделанной работой Ангелина заснула, а я все ворочалась, пытаясь понять, что не так.

Есть такие сумасшедшие, которые вырывают у актрис из рук их надушенные платочки и потом всю оставшуюся жизнь нюхают, предаваясь каким-то своим мечтам. Бывает, воруют из гримерок и сугубо личные вещи, обувь тоже. Он мог столкнуть Любовь Петровну вовсе не со злости, а почти нечаянно, в пылу борьбы за туфлю или тот же шарфик.

Господи! Сознавать, что человек мог погибнуть из-за надушенной тряпки, было невыносимо тяжело, но других объяснений не находилось. Решив озвучить эту версию Проницалову прямо с утра, я повернулась на бок и…

Ряжская еще спала, когда я уже беседовала с милиционером.

– Товарищ Проницалов, можно мне посмотреть шарфик и каблук?

– Зачем вам? – удивился моему интересу Проницалов.

– Вы считаете, что они принадлежат… принадлежали Любови Петровне?

– А кому же еще? Еще кто-то пропал?

– Позвольте? – я протянула руку за шарфиком.

С некоторой осторожностью Проницалов отдал вещественное доказательство.

Я поняла, что не ошиблась – шарфик пах… «Шипром»!

– Это не принадлежало Любови Петровне. Впрочем, как и туфля, каблук от которой мы нашли.

– Почему?

– Любовь Петровна не просто Прима, она за границей бывает несколько раз за год. В том числе в Париже.

– Ну и что? – не уловил ход моих рассуждений Проницалов.

– Шарфик пахнет «Шипром», понимаете? Любовь Петровна никогда не стала бы таким пользоваться.

Проницалов отобрал шарфик и понюхал его.

– Хороший запах. Мне нравится.

– Запах, может, и хороший, но это советский одеколон.

Милиционер с сомнением понюхал шарфик еще раз.

Пришлось объяснить доходчиво:

– У Любови Петровны есть возможность покупать лучшие дамские духи в Париже. Она предпочитает «Шанель № 5». Ее шарфик пах бы иначе, вот так, – я пошла на шантаж и всучила Проницалову свой платочек, надушенный не «Шанелью», но дорогими французскими духами (хорошие духи – моя слабость).

Проницалов понюхал, потом поднес к носу шарфик, снова мой платочек, согласился:

– Да, пахнет по-разному.

– Конечно. – Я отобрала у милиционера кружевной платочек, словно чувствуя, что тот пригодится при еще одном шантаже. – А теперь дайте каблук.

Проницалов водрузил на стол оторванную часть туфли. Я покрутила каблук в руках. Так и есть!

– Вы действительно не видели Любовь Петровну?

– Где? – изумился мой товарищ по новой работе.

– На концерте, в кино.

– В кино видел.

– Ну вот! Вспомните Павлинову, это же Прима.

Проницалов смотрел недоверчиво, я вдруг поняла почему. В фильмах Любовь Петровна так часто играла «девушек из народа», что никакой Примой там выглядеть не могла. Но понимал ли Проницалов само слово «Прима»? Пришлось объяснить свою мысль.

– Любовь Петровна достаточно богата, как и ее супруг, чтобы носить дорогую одежду и обувь. В фильмах она не в своей одежде, а в киношной.

– Это я понимаю. При чем здесь каблук?

Я показала ему подметку:

– Посмотрите внимательно. Любовь Петровна – это высокие каблуки, даже на гастролях, даже дома. И обувь дорогая.

– Ну? – воззрился на каблук милиционер, не понимая, что меня не устраивает. Каблук действительно был высоким и от дорогой туфли.

Я кивнула:

– Но обязательно ухоженные, обычно новые туфли. Она не меняет набойки – сносить не успевает. А эти носила женщина хотя и любящая хорошую обувь, но для которой набойки – обычное дело. Это не могли быть туфли Любови Петровны, понимаете?

Он понял, а потому ахнул:

– Еще кого-то утопили?!

Я схватилась за сердце:

– О господи! Да с чего вы взяли, что утопили?

– Васька сказал. Он же слышал. И шарфик есть. – В голосе Проницалова все же появились нотки сомнения, несмотря на упоминание Свистулькина.

– Представьте падение тела в воду с высоты верхней палубы. Оно непременно должно было задеть по пути ограждение нижней, удариться обо что-то, поднять брызги.

– Да, – согласился Проницалов. И тут же предположил: – Значит, столкнули не с верхней.