Маша Трауб - Наша девочка

– Лариса Арнольдовна, вы же знаете, она городская. И всего боится. Она никогда халвы не ела. И хлеба тоже! Представляете, как им в городе живется? Очень плохо! Каринка даже абрикосов никогда не пробовала. И яйца пить не умела. А вы ее напугали. Вот чем вы ее напугали?

Я смотрела на свои ноги, ожидая, когда они окончательно прилипнут к асфальту, и боялась сдвинуться с места.

– О, я знаю! – радостно воскликнула Наталка, будто ей удалось поставить мне диагноз. – Она асфальта боится! Да, Каринка? Мишка над ней подшутил, когда еще не знал, что она – моя сестра. Он ее в саман засунул. Ну, в шутку. А Каринка тогда в первый раз сознание отключила. Может, и сейчас так же?

– Бедная девочка, – пионервожатая чуть не плакала. – Да как же можно асфальта бояться?

– Ох, Лариса Арнольдовна, вы не представляете, какая у них тяжелая жизнь. Каринка даже вязать не умела. А вы хотите к бабушке Терезе отправить!

– Не хочу, что ты! – запаниковала пионервожатая. – Наталочка, беги, позови на помощь. Карина, я же не знала, что у вас все по-другому. Наверное, и пионеры у вас другими делами занимаются.

Тут я уже начала плакать.

– Ну вот, опять, – не на шутку рассердилась Наталка. – Да она у нас совсем плакать перестала! Мы уже так стараемся, чтобы отучить ее. И вот вы ее довели. Сейчас у нее точно приступ будет! А уж какой – я не знаю.

– Я должна вам сказать, что не могу к бабушке Терезе, – сказала я. – Очень хочу, но не могу. Не имею права, – прохлюпала я.

– Кариночка, не надо, все хорошо. Ты можешь встать? Давай домой пойдем? Ладно? – Лариса Арнольдовна сама чуть не плакала.

– Это не потому, что я болею. Это по-другому! – закричала я.

– Конечно, конечно, – пионервожатая пыталась меня оторвать от асфальта и поднять на ноги.

– Я не пионерка! – выдохнула я, и меня опять вырвало.

– Что? – Тетя Тамара была нужна не мне, а Ларисе Арнольдовне.

– Я не пионерка, – прошептала я из последних сил.

– Как это? Это потому что ты болеешь? – не поняла пионервожатая. – Что же за город такой, что больных детей отвергают? Наталка!

Наталка смотрела на меня, выпучив глаза. Такого даже она не ожидала.

– Как это – не пионерка? – спросила она.

– Не успела! – я опять залилась слезами. – Мы с мамой все время ездили. Меня не приняли, потому что сначала было рано, а потом – поздно. И галстука у меня нет, а без галстука же нельзя. У меня только значок был, но он же не считается! А когда мама галстук купила, съезд партии уже прошел. Только на съезде можно было принимать. И меня опять не приняли. А когда день рождения Ленина был, мы опять уехали. Поэтому я не могу быть пионеркой и брать шефство. Это нечестно.

– А в октябрятах ты была? – Лариса Арнольдовна уже оплакивала мою судьбу. Вокруг, естественно, собрались люди, и Наталка рассказывала им краткое содержание произошедшего. Про то, что нужно взять шефство над бабушкой Терезой, что Костик с Дамиком объели у нее всю клубнику, что она никак не может взять шефство, потому что на ней младший брат и больная сестра. Такая больная, что ее даже в пионеры не приняли. А Лариса Арнольдовна их заставляла и довела меня до рвоты и истерики. И теперь одна надежда на тетю Тамару. Только непонятно, от какой болезни меня лечить. Ведь я еще и асфальта боюсь. И все – из-за Ларисы Арнольдовны.

Женщины стояли, образовав круг, и качали головами. Смотрели осуждающе.

– Так я же не знала! – кричала, как раненая птица, пионервожатая, прижимая меня к груди, отчего меня еще больше тошнило.

Толпа тут же разделилась во мнениях. Одни считали, что Лариса Арнольдовна виновата: все же знают, что я больная. Уж сколько Тамара мне снадобий готовила, ни одному ребенку столько не надо было. Другие жалели бабушку Терезу: живет у самого берега реки, подниматься по тропинке в город ей тяжело, помощи ждать неоткуда. Конечно, надо помочь. Все помогают. Третьи недоумевали, как может девочка не быть пионеркой и как так в городе дети живут, что их даже в пионеры не принимают?

Когда к месту событий прибежала тетя Тамара, ей передали уже совсем другую версию произошедшего – мол, пионервожатая не приняла меня в пионеры, бабушка Тереза осталась без клубники и чуть не умирает в одиночестве, а я – тяжело больна. Настолько тяжело, что даже городские врачи не могут эту болезнь вылечить. И как же вылечишь от болезни асфальта? Что за зараза такая?

Тетя Тамара плюнула в четыре стороны, мигом разогнав толпу – ведь все знали, что ее слюна может быть ядовитой. Она отлепила Ларису Арнольдовну от меня, погнала Наталку за водой, заставила меня выпить целую кружку и отхлестала по щекам, сунув под нос какую-то вонючую вату.

– Так, теперь пошли домой, – велела она. И мы стройной цепочкой двинулись по дороге.

Дома разобрались. Я еще раз рассказала, что боялась прирасти к асфальту и что меня не приняли в пионеры из-за частых разъездов. И рвота была от расстройства, но не желудка, а психики. Я очень переживала, что обману пионерскую организацию в лице пионервожатой. Наталка вынуждена была признаться, что у нее на ближайшие две недели другие планы – рыбалка, канал, кино и прочие развлечения, поэтому она надеялась избавиться от шефства. Женщины выслушали нас и вынесли вердикт – мы с Наталкой можем и должны помогать бабушке Терезе. Только сначала нужно принять меня в пионерки.

– Я не имею права! – воскликнула Лариса Арнольдовна.

– Тогда шефства не будет, – отрезала тетя Тамара.

– Ты клятву знаешь? – спросила меня пионервожатая.

– Знаю. Я перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою родину…

– Ну, что тебе еще надо? – всплеснула руками тетя Тамара.

– Бюст, мне бюст нужен! – заплакала Лариса Арнольдовна.

– Чей бюст? – удивилась знахарка.

– Как чей? – ахнула пионервожатая, как будто тетя Тамара произнесла что-то ужасное, отчего она должна была провалиться сквозь землю. – Ленина!

– Ну так найди бюст! – продолжала недоумевать знахарка.

– Как я найду? Он закрыт в подвале, на хранение. Чтобы, не дай бог, чего не случилось. А ключ у сторожа.

– Так найди сторожа и возьми ключ. Тоже мне проблема.

– Проблема! Сторож к родственникам в другое село уехал. У него внучка замуж выходит.

– Это уважительная причина, – согласилась тетя Тамара. – А по-другому в пионеры нельзя принять?

– Можно! У вечного огня!

– Ну так давай тебе мальчишки вечный огонь соорудят, – рассмеялась знахарка. – Они такой огонь на площади устроили, что чуть кинотеатр не спалили. Им твой вечный огонь – раз плюнуть. Только рады будут.

– Как вы можете смеяться над советскими символами? – Лариса Арнольдовна аж вскочила со стула от возмущения. – Да еще при детях? И при мне – пионервожатой?

– Слушай, твой Ленин ничего не узнает. Ему уже все равно. До Мавзолея далеко, а бабушка Тереза здесь, рядом. Вот встретит она тебя в магазине, спросит, где помощники, которых ты ей обещала, и что ты ей скажешь?