Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне

– А тем, что у вашего папы трусы в горошек, а у моего – в мелкую звездочку, – сладко зевнула Манька, уткнулась носом мне в плечо и мирно засопела.

– Зато фартук сидел на папе просто бесподобно, – решила постоять за своего отца я.

– Хррррррррррррррр, – отозвалась Каринка. Но никто уже ее не слышал – все благополучно провалились в глубокий сон.

Дядя Миша, как истинный сын своей матери, периодически выкидывал фортели, пытаясь отстоять себе кусочек независимости. Ба, как истинная Ба, одной левой гасила все попытки сына вырваться из-под ее тотального контроля. «В этом доме я господин», – любила повторять она.

В целом борьба дяди Миши с Ба напоминала противостояние между центром и мятежной провинцией. Провинция периодически поднимала плохо организованные и зачастую бестолковые восстания, а центр с особым удовольствием топил эти восстания в крови.

Любая Конвенция по правам человека прекращала действовать прямо на пороге дома Ба. Ибо только Ба устанавливала те рамки, в пределах которых члены ее семьи строили свою счастливую жизнь.

– Ба была тираном? – спросите вы.

– Конечно, нет, – смалодушничаю я.

Но дяди-Мишина неуемная душа не прекращала алкать свободы. И он, отстаивая свое право на личную жизнь, мстительно заводил связи «на стороне», а в особо критические для своей непокорной натуры дни имел наглость не приходить домой ночевать. Скандал, который неминуемо закатывала Ба, мощью энергетического выброса легко мог заменить распад уранового ядра.

– Вот этими руками, – кричала Ба, – вот этими руками, сына, я тебя родила! Вот этими многострадальными руками я ежеминутно подмывала твою попу, а какал и писал ты, скажу я тебе, как проклятый! Да и ел как прорва! Вот этими руками с утра и до ночи, не разгибая спины, я стирала твои пеленки-распашонки. Под каким девизом прошла вся моя жизнь, спрашиваю я тебя? Под девизом «накорми-обстирай-выучи сына»! А чем ты мне за это платишь? Черной неблагодарностью, вот чем!

В один из таких злосчастных дней мы с Маней как раз играли у нее во дворе. Буквально накануне нам подарили большой набор игрушечной посуды, и сейчас мы были заняты тем, что готовили из подручных средств обед на большое кукольное семейство. Маня увлеченно шинковала огромный лист лопуха, а я крошила в труху полено.

– Ты пойми, – объяснила мне Манька, – чем мельче покрошить полено, тем больше труха будет напоминать муку.

– А что мы потом с этой трух… мукой будем делать?

– Ты измельчай, а мы там придумаем, что с нею делать, – воинственно шмыгнула Манька и вдруг предостерегающе подняла вверх указательный палец: – Ш-ш-ш-ш.

Я навострила уши. «Вннннн, кха-кха», – донеслось издали знакомое кряхтение Васи. Мы с Маней горестно вздохнули – дядя Миша возвращался с очередного места восстания на свою верную погибель.

– Авось сегодня пронесет? – пискнула я, впрочем, без особой надежды.

– Не пронесет! Знаешь, какое с утра было выражение лица у Ба?

– Какое?

– А вот какое, – Маня насупила брови, собрала губы в куриную жопку, прищурила один глаз и встала руки в боки.

Я прыснула – уж очень смешно моя подруга передразнила Ба.

Когда Вася въехал на задний двор, мы почему-то спрятались за большим тутовым деревом. Видеть, как дядя Миша понуро идет к дому, было выше наших сил. Вылезли мы из-за ствола дерева только тогда, когда хлопнула входная дверь.

Скоро скандал в доме стал набирать обороты. Сначала до нас долетали отдельные фразы, а потом Ба подключила тяжелую артиллерию.

– А потом ты небось пришел и поцеловал Маню, фу! – кричала она.

– Мам, я тебя умоляю! При чем здесь это?

– При том! – захлебывалась Ба. – Сначала этими губами ты не пойми кого целовал, а потом полез к своему ребенку! Тьфу на тебя!

– Ну что ты такое говоришь!

– Говорю как есть, – топала ногами Ба, – и не родился еще на планете Земля человек, который бы мог убедить меня в обратном!

– Да легче удавиться, чем переубедить тебя! – крикнул дядя Миша и выскочил на веранду.

Мы с Маней дружно обернулись в его сторону. На дядю Мишу жалко было смотреть – выражение лица растерянное, между бровями пролегла глубокая морщинка.

Он поймал наши с Маней сочувствующие взгляды и натужно улыбнулся.

– Здрасьти, дядь-Миш, – пискнула я.

– Здрасьти, пап, – отложила лист лопуха Манька. – Ну что, получил свое?

Дядя Миша открыл рот, чтобы выговорить Маньке, но потом передумал и махнул рукой.

– Пойду, поковыряюсь в Васе, – сказал.

Преданный Вася терпеливо дожидался своего хозяина на заднем дворе. И уже издали, при виде его понурого силуэта, заботливо взбил подушку на сиденье водителя.

– Одни беды от этих баб, – вздыхал про себя Вася, скрипя шарнирами и карданными валами, – зачем они хозяину? Да и что с них взять – волос длинный, ум короткий.

– Женщины, что с них взять, – буркнул себе под нос дядя Миша, открывая капот Васи.

– А ведь мысли мои читает, – заликовал Вася и на радостях выпустил маленький фонтанчик машинного масла.

– Тебя не завели, а ты уже фортели выкидываешь, Васидис? – удивился дядя Миша.

– Ого, снова в объятиях своего сердечного друга? Ты поплачься ему в капот, он ведь обязательно тебя поймет! А главное – слова поперек не скажет, – Ба никак не унималась, она высунулась в окно своей спальни и жаждала продолжения банкета.

– И поплачу, – огрызнулся дядя Миша, – все вы, бабы, одинаковые.

– Да ну, – хмыкнула Ба, – ты еще скажи, что дуры.

– И скажу! – с вызовом повернулся к ней дядя Миша.

– Про волос длинный, ум короткий не забудь добавить, – не унималась Ба.

– Это уж само собой!

Ба высунулась в окно по пояс, старательно сложила пальцы обеих рук в дули и победно потрясла ими над собой:

– Во! Видел?

Дядя Миша какое-то время молча смотрел на свою всклокоченную мать, потом тяжко вздохнул и повернулся к Васе.

«Лучше промолчать», – подумал он про себя.

– Дура! – удовлетворенно констатировал Вася.

Ба демонстративно громко захлопнула окно.

«Весь в своего отца, – думала она, глядя с любовью на понурое темечко сына, – даже стоит как он – косолапит и чуть сутулится. Сделаю ему на обед его любимые котлеты. Картошечки пожарю, с лучком и грибочками. А то осунулся весь, кровиночка моя, одни кости торчат».

Она с шумом распахнула окно.

– В следующий раз можешь вообще не возвращаться, понял? – крикнула торжествующе.

Дядя Миша вздрогнул спиной, но не обернулся. И оттаял лицом, только когда из кухни потянуло божественным ароматом сочных котлет.