Мария Метлицкая - Кровь не вода (сборник)

Нет! Благодарить за такую науку – да не дай бог! Просто… Так вышло.

И ничего не было важнее, чтобы он, ее муж, опутанный трубочками, подключенный к мониторам, дышащий через аппарат искусственного легкого, окруженный врачами, просто был жив. Просто остался на этом свете. В любом состоянии, честное слово. Вот здесь она ничуть не кривила душой. Ни минуты. Сидя в больничном коридоре возле реанимации, где лежал ее муж. Ее любимый.

Она сидела на кушетке и молилась. Молитв она не знала – ни одной. Молилась своими словами – старенькая нянечка сказала, что так тоже можно. Господь услышит, если от сердца.

И она просила. Умоляла. Извинялась и требовала. И снова просила. И еще – обещала. Обещала, что дальше, ну, если все будет… Она – никогда. Ни разу и ни на минуту! Не посмеет подумать, что у нее что-то не так. Честное слово!

Потому что стыдно. Неприлично. Ужасно. «Ты дал мне это понять? – прошептала она, подняв глаза к потолку. – Ох, как жестоко! Прости, но очень жестоко! И потом – а при чем тут он? Ну, если я.

Я, а не он?»

Бог услышал ее – или судьба. Муж выжил и даже вышел из этого ужаса с наименьшими потерями. Полгода на костылях – мелочь, подумаешь!

Два месяца она жила рядом в палате. После реанимации. Два месяца ужаса, растерянности, страха и ожиданий. Шестьдесят дней качался маятник – то вправо, то влево. То хуже, то лучше. Два месяца молитв и надежд. Два месяца горя и счастья – от того, что он рядом и дышит. Открывает глаза. Говорит – сначала помалу, два слова, не больше. Но все равно великое счастье! Ложка бульона, глоток воды, полстакана сока. Кусочек мясного суфле. Половинка творожника. Блюдечко каши.

Пятнадцать минут телевизора – новости. Нет, хватит, устал. Да и что там услышишь хорошего, господи!

Первая улыбка и просьба открыть окно. Первая спокойная ночь – без наркотиков. Первая просьба – почитай мне Толстого. Анну Каренину.

Теперь многое, очень многое у них было впервые . И это было… таким открытием. И таким счастьем, что…

Что просто кошмар думать про то, что должно было случиться, произойти, чтобы она поняла!

Через год с небольшим после аварии им разрешили поехать на море. Отель выбрали на самом берегу, в октябре, ну, чтоб без жары гарантированно. Погода была нежной и тихой – солнце по-осеннему медленно потухало и не докучало. После завтрака они шли на берег, садились в шезлонги и просто смотрели на море. Подолгу молчали. Иногда читали или дремали. Иногда болтали. Так, о чепухе. Строили планы. Мечтали, чтобы дочь наконец вышла замуж и поскорей, поскорей, осчастливила внуками.

– Ты кого хочешь – пацана или девку?

– А мне все равно. Лишь бы был!

«И ты – лишь бы был. Просто был рядом, и все».

Казалось бы – малость!

И вся, собственно, жизнь. Сашка прожил еще три года. Тяжело, трудно и – очень счастливо. Иногда приезжал Прокофьич и увозил их на заимку. Естественно, летом. Они лежали на берегу озера, смотрели на воду и подолгу молчали. Если поднимался ветерок, жена тут же начинала тревожиться, вскакивала и укрывала мужа одеялом. Потом доставала из сумки еду – вареное мясо, хлеб, огурцы – и принималась его кормить. После еды Сашка блаженно откидывался на раскладном стуле и закрывал глаза. Засыпал.

Лена шла мыть посуду, протирала ее полотенцем, поправляла под ним подушку и подтыкала одеяло, садилась рядом и смотрела на него, спящего.

Лицо его было спокойным и безмятежным. И как ей казалось – счастливым.

Впрочем, наверное, так и было. Женщины в таких делах ошибаются редко.

Когда касается счастья или речь идет о любви.

Куропаткин смотрел в окно и грустил. Точнее, печалился. В последнее время жизнь все чаще показывала Куропаткину дулю. Нет, все понятно – в стране снова кризис, бизнес загибается не только у Куропаткина, все жалуются, скулят и ноют, но все же от этого лично ему не легче никак. Да если бы только бизнес! Все как-то не складывается, по всем, как говорится, фронтам и азимутам. Инка совсем обнаглела – теперь стало окончательно понятно, что ласка и нежность у таких, как его жена, проявляется только при полном материальном благополучии. Когда все в шоколаде. Короче, когда хреново, не жди никакой поддержки. А он, дурак, все еще ждал. Матушка посмеивалась: «Миленький мой, какой же ты дурачок! Ведь я говорила. Инка твоя – до поры. Черненьким не полюбит, и не надейся!»

Надо признать, что матушка – женщина умная. А он, Куропаткин… Снова дурак. Про его благоверную матушка всегда говорила правильно. Та не нравилась ей никогда. Вердикт был вынесен сразу – капризная, избалованная, ленивая и очень охоча до денег.

Матушка – женщина умная, опыт большой. И чего было ее не послушать?

Когда сходились, Куропаткин матушку слушать отказывался. Да и кто кого слушает, когда всюду горит? От Инки балдел и тащился. Оно и понятно – красивая баба, очень красивая. Высокая, стройная, ноги там, грудь. Ох, эти ноги! Болван Куропаткин. Кто в тридцать семь смотрит на ноги? Только дурак! Нет, смотрят, конечно, все. А вот в жены умные люди берут не по ногам. На характер смотрят, на домовитость. На скромность.

Теперь, говорят, даже секретарш богатые люди берут на работу не по ногам. Время такое настало – время умных.

А он балдел, когда они с Инкой шли рядом. Просто от гордости перло. Такая баба и – только моя!

Ну, и так далее – в смысле интима. Тут она тоже… В смысле – ему показала. Где раки зимуют. И он опять обалдел. Такая женщина, бог ты мой! И снова рядом со мной!

Короче, увел Куропаткин Инку от мужа. Купил в ипотеку квартиру. Неслабую, кстати. Три комнаты, холл, обеденная зона и два туалета. Сделал ремонт – тоже нехилый. Ну и привел любимую. Любимая осталась довольна – только вот не одобрила мебель. Пришлось заказать новую, итальянскую, по каталогам. Снова в долги. Ей, любимой, – ни слова. Пусть спит спокойно и думает, что Куропаткин крутой. Потом поменяли машину – Инка сказала, что хочется джип. Снова кредит. Но ничего – как-то тянул. Бизнес тогда шел неплохо. Нервничал, правда. Ночами не спал – ворочался, мучился, мысли вертелись как карусель. А если, а вдруг? Блин, как накаркал!

Еще Инна Ивановна любила моря летом и горы зимой. Моря – Средиземное, Эгейское, Ионическое. Ну а горы – понятно же, Альпы. Лучше Швейцарские или Французские. Ну, и здесь пришлось поднатужиться. Чего не сделаешь ради любимой? Да! Еще шубки, пальтишки, косметички, педикюрши и все остальное.

А что тут скажешь – шикарной дамочке положен приличный уход. Однажды он что-то попробовал вякнуть – ну, типа, попозже. Сейчас трудновато, родная. Прости.

Инна Ивановна бровки взметнула, глазками – сверк, чисто молнии, носик нахмурила.