Андрей Геласимов - Десять историй о любви (сборник)

Виктор в ужасе сделал шаг назад и переступил границу круга. Панночка, как дикая кошка, развернулась к нему и зашипела, так что у него мороз побежал по коже.

– Иди ко мне, Хома! – шипела она. – Иди сюда!

Виктор, спотыкаясь, бросился к книге. Он вцепился в нее, как утопающий в безбрежном ночном океане цепляется за жалкий спасательный круг.

До самого утра он больше от книги не оторвался.

Наутро Виктор казакам рассказывать ничего не стал. Не захотел.

– Можете сами со мной сегодня ночью в церковь пойти, – сказал он. – Кто смелый.

Потом помолчал и добавил:

– Хохлы.

В час дня ему приснилось, что он убежал. А может, это было не в час дня. Может быть, в два. Потому что трудно во сне понять – сколько сейчас времени на той стороне. Там, где не спят. Где ходят вокруг тебя и звенят посудой. И чистят картошку. И хлопают кого-то по заднице. И этот кто-то смеется и говорит громко: «А вот я сейчас пойду и все своему мужу скажу». Но недостаточно громко, чтобы тебя разбудить. Потому что ты очень устал.

Так, как не уставал никогда в жизни.

И теперь бежишь, с неимоверным трудом отрывая ноги от земли. Как будто это не ноги, а телеграфные столбы. И тот, кто их вкопал, умер уже лет сто пятьдесят назад. Если тогда был телеграф. Скорее всего не было.

Но ты все равно бежишь. Переставляя ноги. Потому что – к черту этих казаков. И церковь их тоже туда. И сотника. И его дочку.

Смотришь – а там впереди поле. Или, вернее, не смотришь, а просто знаешь. И даже не впереди, а уже под тобой, и ты где-то посередине. Осталось двадцать шагов. Там наши. Кричат – давай, давай, немного еще. Машут руками. И форма такая странная. Но ты знаешь, что они русские. Потому что солдаты. И у них есть свой БТР. А сзади уже начинают лететь мины. Свистят в воздухе, и потом – бум! И еще раз. И ты удивляешься, потому что в хуторе не было миномета. Но бежать остается всего ничего. А потом – полная тишина.

И над всем полем откуда-то сзади оглушительный шепот: «Хома…»

Ты оборачиваешься и видишь ее. Но оборачиваешься очень долго.

Она шепчет: «Не уходи». Она далеко, но ты все равно слышишь. И видишь. Потому что она плачет, и ты никогда в жизни не видел такого печального лица.

И такого красивого.

Позади нее в лесу появляется что-то темное. Как туман, но страшнее. Очень страшное. Струится оттуда, обхватывает ее, уносит назад – в темноту.

«Не уходи…»

И ты просыпаешься. Потому что терпеть это больше просто нет сил.

– А может, тебе автомат дать? – сказал один из казаков, когда они вышли из хаты и направились в сторону церкви. – Покроши их там всех в капусту. У меня безотказный. Я тебе еще пару лишних рожков дам.

– Дурак ты, – сказал ему Горобец. – Где же ты видел, чтобы ведьму из автомата били?

Но Виктор не слушал их. Он уже никого не слушал.

Все началось почти сразу. Пол в церкви вздрогнул, треснули плиты, и из-под земли начали появляться руки, плечи и черепа. Через секунду вокруг стоял дикий вой. Церковь гудела от крика.

Со стен осыпались какие-то твари, переплетались щупальца. Чудовища сталкивались в бешеном круговороте и рвали друг друга на части. Повсюду летели куски плоти, на стены брызгами разлеталась кровь.

Виктор чувствовал, что вся эта свистопляска с каждой минутой все теснее стягивается к нему. Но он не испытывал страха. Он вообще не испытывал ничего. Просто читал из книги. Перелистывал страницы и монотонно произносил слова.

Потому что ему было все равно. Он знал, что это неважно. Самое важное должно было произойти потом. Позже. Гораздо позже.

Он сам не понимал – откуда он это знает, но чувствовал, что это связано с его сном.

С тем, что на глазах у нее были слезы.

Гроб оставался неподвижным почти до утра. Наконец небо за окнами стало серым, и Виктор понял, что все произойдет сейчас.

Со страшным визгом панночка вылетела из гроба и стала носиться в воздухе прямо у него над головой. Она пролетала на огромной скорости мимо него, кричала что-то совсем непонятное, исчезала под куполом и тут же камнем падала вниз. Чудовища по всей церкви стали бросаться на стены, разбиваясь о них и пожирая друг друга.

Неожиданно панночка замерла, уставилась на Виктора белыми невидящими глазами и закричала безумным голосом:

– Позовите Вия!

Все остановилось на секунду, потом шевельнулось и застонало от ужаса. Виктор чувствовал, как от всех этих тварей на него хлынула волна страха. Он вдруг понял, что они боятся больше, чем он.

В окна, в щели под дверью заструился черный туман. Из каждой дыры в церковь начала просачиваться темнота. Черная, абсолютно непроницаемая для взгляда.

Тонкими вихрями она заклубилась сначала на полу, а потом стала подниматься все выше. В попытках спастись от нее твари, переполнявшие церковь, сбивались в кучи и жались по стенам, но она проглатывала их одного за другим, заливая густой чернотой все, кроме того круга, в котором стоял Виктор. Панночка металась где-то вверху, и он теперь отчетливо слышал в ее крике только ужас. В церковь вошел страх.

Внезапно панночка упала вниз и погрузилась в черную тьму почти до подбородка. Она выгнулась изо всех сил, стараясь удержать лицо над поверхностью колышущейся темноты. Черные языки коснулись ее щек и побежали к вискам. Панночка вздрогнула, повернулась к Виктору и закричала.

От ее крика у него замерло сердце. Он даже представить себе не мог, что человеческий голос может вместить столько боли.

Виктор поднял голову. Панночка смотрела прямо на него. В ее глазах была написана страшная мука.

Он помедлил секунду, потом сделал шаг вперед, нашел ее руку и резко рванул ее на себя. В следующее мгновение они оба стояли в светящемся круге.

Панночка обхватила его руками, прижавшись к нему и вцепившись ногтями ему в спину. От неожиданной боли он застонал.

Она сжимала его железным объятием. Тело ее ходило ходуном. У него едва хватало сил, чтобы устоять на ногах. Голова шла кругом.

Столб света, в котором они раскачивались от ее лихорадочной дрожи, упирался уже в самый купол. Все остальное поглотил беспросветный мрак.

Как только тьма коснулась потолка церкви, панночка вытянулась как струна, еще сильнее прижалась к Виктору и выдавила из себя три слова:

– Не смотри туда.

Он зажмурился, и в этот момент далеко в хуторе прокричал петух.

В одно мгновение тьма опала. В церкви воцарилась полная тишина.

Сдерживая дыхание, Виктор почувствовал, как страшное объятие панночки слабеет. Она тихо опустила голову ему на плечо. Сердце его билось как колокол.

– Спасибо, – еле слышно шепнула она.

Он хотел опустить ее на пол, но она опять вздрогнула, и он ясно увидел струящийся свет. Луч падал на ее голову.