Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья

– Полагаю, на то и дана вам власть, милорд, чтобы управлять не только людьми, но и самой Историей. Почему бы не создать новую традицию для новой династии и не начать короновать Ланкастеров, скажем, в Париже?

* * *

Жанну смогли привезти в Руан только 23 декабря. К этому времени к процессу над ней всё было готово. Главным судьёй был, разумеется, Кошон. Номинальным судьёй он пригласил бакалавра теологии Жана Леметра, который числился в руанском диоцезе наместником французского инквизитора, но Леметр проявил вдруг удивительную для себя несговорчивость.

– Почему, собственно, я? – нервно разводил он руками и постоянно отворачивал в сторону глаза, лишь бы не встречаться ими с Кошоном. – Вы, господин епископ имеете полное право – девица захвачена на территории вашего диоцеза, бовесского! При чём же тут Руан?! Зачем?.. Нет, простите, но моё присутствие на процессе будет лишним!

Дошло до того, что почтенный бакалавр начал прятаться от епископа под благовидными предлогами, а потом и вовсе уехал куда-то по неотложным делам.

– Это он нарочно, – с неприкрытой злобой выговаривал Кошону канонник Эстиве – его давний друг и единомышленник. – Леметр боится не угодить папе, а то и самому Господу нашему. – Эстиве перекрестился с самым серьёзным лицом, но через мгновение снова придал ему глумливое выражение. – А вы в ответ пригрозите недовольством милорда Бэдфорда и тем, что регент может принудить его участвовать в процессе через нашего инквизитора! Ведь он может, да?

– Может, может, – раздражённо подтвердил Кошон. – Но сколько времени на всё это уйдёт?!

– А нам-то что? – хмыкнул Эстиве.

Ему, действительно, было безразлично сколько времени займёт и сам процесс, и подготовка к нему. Платили каноннику немало, как впрочем, и остальным судейским. Один только Кошон за ведение суда должен был получить сумму, почти равную его годовому жалованию на должности члена Королевского Совета. А заседателям-асессорам обещалось по ливру за присутствие на заседании, причём заседания эти Кошон планировал проводить еженедельно. Поэтому выходил как раз тот случай, когда время действительно представляло собой деньги, и деньги, текущие в карман прямиком из мошны английского парламента! Или, вернее было бы сказать, из самых жил придавленной налогами Нормандии. С того дня, как герцог Бургундский согласился принять выкуп, суду над Жанной придавалось такое большое значение, что в средствах предпочитали себя не стеснять. И это, в свою очередь, бесконечно радовало Кошона, и во многом повлияло на выбор им епархии, в которой суд должен был состояться. Прежний Руанский архиепископ умер, а нового главу диоцеза ещё не избрали, и Кошон надеялся… он очень надеялся, что его рвение на процессе отметят ещё и новой должностью, поэтому твёрдо настаивал только на Руане. Ни славой, ни деньгами, ни надеждой делиться он ни с кем не хотел.

А желающих «помочь» всё это разделить хватало!

Как только озаботились вопросом «где судить?», Кошона тут же стал обхаживать глава Парижской епархии.

– Вам негде судить эту еретичку, – ласково говорил он. – Бове захвачен, а Руан и без того переполнен пленными. Моя епархия будет рада предоставить вам территорию, даже несмотря на молчание Рима. Мы же всё понимаем – мы, служители Божьи, стоим вне политики, но за чистоту веры… То, что еретичка помогала, якобы законному королю Франции, роли не играет – она еретичка, и мы должны помочь это выявить… Поэтому я охотно разделю с вами бремя этой тяжёлой ответственности.

Кошон в ответ благодарно кивал, однако не соглашался.

Он прекрасно понимал, что в Париже будет вынужден предоставить право вести суд хозяину диоцеза, а вместе с этим правом и причитающееся вознаграждение. Поэтому, опережая предприимчивого и слишком любезного Парижского епископа, крайне убедительно доказал милорду Бэдфорду всю нецелесообразность проведения суда в столице. «Слишком близко к территориям, захваченным французским королём! Слишком опасно!.. Тогда как в столице Нормандии суд наверняка пройдёт без осложнений…».

Эти резоны регента убедили. Более того, он и сам склонен был провести суд в Руане, потому что там до сих пор активно велись процессы и казни над нормандскими бунтовщиками. На площади Старого Рынка то и дело выставлялись напоказ отрубленные головы, что, по мнению Бэдфорда, являлось хорошим средством устрашения для строптивой пленницы.

– Поместите её в Буврее 50, – повелел он с ухмылкой. – Пусть любуется на осуждённых. Может, сама станет сговорчивей. Это и для неё, кстати, выгодно. Пообещает не поднимать оружия против нас, признает, что всех обманула и никакой Божьей Девой не является, и я готов отказаться от костра. Мы ведь не крови жаждем. Если девица проявит благоразумие, цель будет достигнута и без жёстких мер.

– Несомненно, – бормотал Кошон.

Его, правда, такой финал процесса совсем не устраивал.

Милорд Бэдфорд видимо забыл, что существует ещё и Клод, от которой следовало избавиться во что бы то ни стало! И весь процесс епископу необходимо было подвести только к той черте, за которой последует передача суду светскому и казнь 51. Но собственные цели епископ давно и прекрасно умел расставлять по степени их важности и нужности в данный момент. Сейчас ему требовалось получить Руан, и он его получил!

Горько обманутый в своих ожиданиях епископ Парижский пытался было вставлять палки в колёса. Когда стало известно, что Жанну вот-вот вывезут из Боревуара, научил Парижский университет обратиться к епископу с официальным письмом, текст которого недвусмысленно давал понять, что дело Жанны выходит за рамки одного диоцеза. «После удивлявших нас проволочек сия женщина должна быть передана сегодня, как нам сообщили, в руки людей короля… Соблаговолите сделать так, чтобы ее доставили сюда, в Париж, где достаточно ученых людей и где её дело будет тщательно рассмотрено и решено», – писали университетские мужи, справедливо полагая, что этого их пожелания вполне достаточно для немедленного положительного ответа. Но Кошон предпочёл отмолчаться и сделать вид, будто выполняет он единственно волю английского короля, выразителем которой является герцог Бэдфордский.

С той же самой мыслью, которая красноречиво отражалась на его лице, епископ прибыл и в Руан, где его встретили с откровенной враждебностью, поскольку зловредный парижский епископ дотянулся и сюда и тайно успел сообщить местным клирикам о намерении Кошона возглавить епархию. Достопочтенный клирикат, имевший собственного кандидата в архиепископы, был возмущён и прибывшему епископу должного почтения не оказал.

Впрочем, Кошона такой приём ничуть не смутил. Он уже чувствовал себя здесь, как дома, поэтому с первых же дней начал распоряжаться деловито, по-хозяйски и жёстко, чтобы сразу привыкали. А парижскому университету, который был ему кругом обязан, в буквальном смысле заткнул рот щедрым предложением направить в Руан свою делегацию, пообещав выплаты, как дорожные, так и квартирные, и суточные.