Исмаил Иманов - Не знаю, не помню

– Ха-ха, у вас тарелки со Спанджбобом!

Это она говорит.

Тарелки у нас одноразовые (легче убираться за собой), но Анар – большой оригинал, купил в супермаркете детские тарелки с каким-то мультяшным героем.

– Как будто с детского дня рождения остались, – продолжает вторая.

Дура ты, не было здесь никогда никаких детских праздников.

Анар разливает в рюмки водку. Рюмки у нас настоящие. Девчонки пьют чилийское вино. У моей высокая грудь в облегающей майке и шаловливый взгляд.

Анар рассказывает что-то про работу, про кадровые изменения.

А помнишь, мы с тобой ехали на рыбалку? На какое-то вонючее озеро где-то в Бинагади [4]. На твоем стареньком «Опеле», помнишь? Мы умудрились застрять в луже, машина не могла ни проехать, ни подать назад. Ты ушел искать рыбаков для подмоги, а я сидел в машине под палящим солнцем, в этой луже, в компании лягушек и стрекоз. Ты помнишь?

Теперь у тебя внедорожник, на нем бы мы там проехали. Но мы не едем больше на рыбалку. Как давно это было.

Как же ее зовут, черт?

У нее очень красивый изгиб спины, пшеничные волосы, раскиданные по спине.

Я беру ее сзади, глубоко проникаю в нее, мну руками ее груди. Они висят, вызволенные из плена пуш-апа, как висячие сады Семирамиды. Да, я знаю, я пьян.

Она, безусловно, красива, но мне хочется разрушить эту красоту. Я наматываю ее волосы на кулак и тяну на себя. Она вскрикивает, но улыбается. А нам нравится грубый секс, оказывается.

Я тяну волосы сильнее. Она смеется, пытается смотреть на меня. Правильно, Семирамида, смотри на меня, когда я с тобой трахаюсь, show me your beautiful eyes, да-а-а-а…

Вечером я вызываю местного таксиста, и он увозит девушек в город. А мы пока не расходимся, вскоре к нам присоединяется Поэт.

На самом деле Поэт – это два разных человека, но когда они вместе, мы называем их Поэт, потому что одного зовут Микаил, а другого Мушфиг [5].

Мы о чем-то разговариваем во дворе, смеемся. Потом заходим в дом, присаживаемся за журнальным столиком. Микаил достает целлофановый пакетик с планом. Я протягиваю ему старую газету.

Действия Микаила выдают в нем любителя анаши со стажем. Мы сидим в помещении, сквозняка нет, но все равно Мика прикрывает ладонью горку перемешанной с табаком анаши на газете. Правой рукой он забивает косяк. Подсасывает со стороны фильтра. Трамбует ключом от машины край сигареты и закручивает его. Потом принимается за второй…

Раскуренный Микой косяк идет по кругу. Все сосредоточенно затягиваются. Мушфигу хорошо уже до затяжки.

– Анекдот, – объявляет Микаил, – Мирза Алекпер Сабир [6]приезжает в какую-то деревню на литературный меджлис. Незаметно наступает вечер, и Мирза Алекпер Сабир решает заночевать в деревне. «Mаni haml tanlylr, liboy [7]qaplnl döyа bilаrаm [8]». Стучит в первую же дверь, а там шейхор [9]сидит, план забивает. «Kimdir?» [10] – шейхор спрашивает. «Mаnаm, Mirzа аlаkbаr Sabir». – «Ale, üçüvüz sikdirin!» [11]

Этот глупый старый анекдот мы все знаем, но под план он всегда идет хорошо. Мы хохочем.

– Трое: Мирза, Алекпер, Сабир… – перечисляет Мика и смеется.

Всем хорошо. Мушфигу еще лучше. Он бьет себя по животу.

– Это что такое? Ха-ха. Bu nаdir? [12]

– Опять началось… – говорит Анар.

Микаил бережно кладет второй косячок в карман.

– Поехали на море.

Через пять минут Range Rover Sport осторожно подкатывает к берегу моря. Идиотская идея, конечно, ехать затемно на пустой осенний пляж, и хорошо, что сегодня безветренно, песок не шуршит по бортам машины и не метет в открытые окна.

– Bu nadir? Я не чувствую свой живот. Ха-ха.

– Бля-я-я, – произносит Анар, не глядя на Мушфига и вытягивая голову, чтобы оглядеть дорогу.

Он останавливается в двух метрах от моря. Мы выходим, ступаем по влажному песку. Стоим в свете фар.

Микаил раскуривает второй косяк.

После затяжки я смотрю вдаль, туда, где темное небо сливается с морем. Я смотрю в море, и мне кажется, что я смогу пройтись по воде, и там за горизонтом я найду успокоение, там я найду ответы на все вопросы. Но Анар меня опережает.

– Бля, я ноги промочил!

Он слишком близко подошел к воде, и набежавшая волна залила его туфли.

– Кто же едет на дачу в туфлях? Bağ yeridir dа! [13] – восклицает Мика.

– А типа в кроссовках можно в воду лезть?

Это я говорю, только голос будто не мой. Мушфигу по-прежнему лучше всех.

– Ха-ха, мой живот улетает! Bu nаdir? Это не план, это какой-то героин!

Я смотрю в море. Я очень люблю море, оно всегда в движении, оно всегда разное. Может, я смог бы жить в любом другом городе, если бы там было море…

– Кушать хочу, – говорю я.

Почему-то из всего вороха мыслей наружу всегда лезет что-то приземленное. Ну да, после плана всегда пробивает на пожрать.

Я поворачиваюсь и иду от машины, от света фар.

– Куда он?

Я, не оборачиваясь, поднимаю руку. В знак чего-то. Иду в темноте, ориентируясь на редкие огни впереди.

– Куда он? Не найдем потом.

– Это его дача здесь. Его места. Он знает дорогу.

– Bu nаdir? Ха-ха.

А я иду в темноте. Один в темноте.

Сегодня я напишу несколько мейлов, проведу пару встреч, просмотрю эту пачку документов и дам свои комментарии. Оставшуюся часть дня я буду переписывать список дел с текущей даты ежедневника на следующую. И так до бесконечности, до тридцать первого декабря, пока контора не выдаст мне новый.

Так было вчера. Сегодня. Завтра. Так пройдет еще один день, так пройдет моя жизнь.

Вечером я приеду домой. Мы поужинаем. Выпьем по бокалу вина.

В обнимку будем лежать на диване и смотреть кино. Дома есть пара новых дисков.

Займемся любовью, прямо там, на диване…

Я буду гладить ее по голове, расчесывать пальцами ее непослушные кудри.

Я люблю тебя. Я совсем не лучший муж, может, с другим ты была бы более счастливой, может, с другим ты была бы матерью…

Но я буду молчать. Об этом я лишь подумаю.

Потом она спросит меня:

– Какое сегодня число?

– Двадцать пятое, – отвечу я.

– Завтра мы приглашены на день рождения.

– Помню. Хочешь, не пойдем?..

Мы возвращаемся со дня рождения уже ночью. Сидели допоздна, развозили каких-то родственников. Уже почти час ночи. Я за рулем, сегодня я не пил – середина недели, а завтра с утра важная встреча.

Мы едем домой, слушаем в дороге Сезарию Эвору.

Я говорю, что у нее ужасно тоскливые песни. А она смеется и отвечает, что я ничего не понимаю.

Она говорит, что у меня стало больше седых волос на висках, а я отвечаю, что уже пора.

Светофор на перекрестке горит зеленым, я проезжаю его, не сбавляя скорости.

Дальнейшее происходит очень быстро…

Наблюдательный человек всегда заметит следы автокатастрофы. Даже если эвакуатор уже увез останки автомобилей, а дворники смели битое стекло и осколки фар, все равно внимательный прохожий сможет увидеть тормозной след на асфальте, отпечатки шин на бордюре или, как в моем случае, накренившийся фонарный столб.