Антон Кротков - Африканский штрафбат

Весь день Борис трясся во внедорожнике по саванне, руслам высохших рек. За кормой ещё долго висело в воздухе поднятое машиной облако красной пыли. Ухо быстро привыкло к старческому гулу задыхающегося дизельного мотора.

Особенно тяжко машине приходилось, когда они преодолевали холмистую местность. На крутых склонах джип начинал скакать по крупным камням, словно горный козёл, его многострадальный движок натужно ревел, как будто жалуясь на свою тяжкую участь. Скрипели стёртые тормоза на спусках и пулями вылетали из-под колёс мелкие камни. К счастью, они никого не могли поразить, ибо звери разбегались задолго до приближения машины, а прохожие им попадались крайне редко.

Правда, иногда внедорожник, почти не сбавляя скорости, проскакивал сквозь деревни. Мимо проносились глинобитные хибары с маленькими чёрными глазницами окон, в которых вместо стёкол были натянуты штопанные противомоскитные сетки. Кое-где на деревенских улицах кучковались чёрные, полуголые мужчины, похожие на высохшие на местном солнце деревья. Лишь однажды мелькнула в дверном проёме под соломенной крышей закутанная с головы до пят в синюю тогу женская фигурка и тут же исчезла в глубине дома.

Местные собаки с яростным лаем преследовали машину, пытались укусить её за покрышки. Жители селений тоже бросались к машине, пытаясь на ходу сбыть редкому проезжему какие-то примитивные поделки. Глядя в искажённые надеждой и отчаянием лица протягивающих к нему руки бушменов, Нефёдов чувствовал себя первооткрывателем неведомых земель, проплывающим на паруснике вдоль диких берегов, населённых загадочными племенами. Борис дружески улыбался аборигенам и даже иногда успевал пожать протянутые руки. Водитель на это лишь недовольно цокал языком. Этот неулыбчивый парень почти всю дорогу молчал. Но однажды, видимо, не выдержав, отчитал пассажира за то, что тот слишком высовывается в окно:

– Однажды я вёз белого инженера на электростанцию. В отличие от вас его охранял автоматчик. И всё равно, когда мы в сумерках проезжали ту деревню, через которую мы только что проскочили, кто-то из местных умудрился на ходу сорвать с шеи инженера фотоаппарат. А так как ремешок, на котором висела камера, оказалась крепкий, мой пассажир чуть не лишился заодно с нею головы.

Говоря это, водитель был очень серьёзен.

Лишь однажды машина остановилась. Это произошло на площади очередного селения, возле колодца. Водитель с двумя канистрами отправился покупать у местных принадлежащую им общественную воду. А иностранца сразу обступил народ, мечтающий что-нибудь ему продать. Вежливыми жестами Нефёдов отклонял предложения о покупке разнообразных сувениров.

Неожиданно толпа расступилась, и в образовавшемся коридоре появилась высокая тощая фигура в одеянии из обыкновенной мешковины. На вид этому человека можно было дать лет шестьдесят-семьдесят. Но дух его явно состарился не так сильно, как изношенное временем и безжалостным солнцем тело. Взгляд лучистых глаз старика поражал энергией и любопытством, которые свойственны лишь молодости. Воз носа у него имелось светлое пигментное пятно, которое резко контрастировало с угольно-чёрной кожей.

Старик долго с интересом рассматривал чужестранца. Выражение его глаз оставалось снисходительно-доброжелательным. Неграмотный деревенский старец словно говорил представителю европейской цивилизации: «Ну что, мил человек, считаешь меня дикарём, неграмотным шаманом? А так ли ты всемогущ перед лицом великой матери Природы без своих машин и винтовок?».

Лёгким кивком головы старик пригласил Нефёдова сесть для разговора. Тут же двое мужчин из почтительно притихшей толпы расстелили прямо на земле циновки. В знак благодарности Борис приложил правую руку к своей груди и слегка поклонился старейшине, после чего опустился на циновку. Он старался вести себя со странным дедулей с осторожностью исследователя-натуралиста и дипломата в одном лице. Правда, первая попытка Бориса наладить нормальный диалог не увенчалась успехом – этот человек не понимал английской речи, или же только делал вид, что не понимает. Да и интернациональный язык жестов в данном случае тоже оказался бесполезен. Старик лишь хихикал, глядя на то, как белый силится с помощью рук и мимики что-то ему сказать. Его явно очень забавляли попытки Бориса установить с ним контакт.

Подождав, когда иссякнет дипломатический запал пришельца, колдун с хитрым прищуром начал что-то говорить Борису на непонятном ему языке. К счастью, вернувшийся к машине водитель джипа принялся переводить суть его речи, попутно быстро вводя своего пассажира в курс местных дел.

Оказалось, что старика зовут Хунгу. И он единственный на всю округу колдун, к которому жители со всей провинции приходят за защитой. Только он может защитить от лютой смерти в пасти львов-людоедов, которых особенно много развелось в последние два года. За защиту местные жители платят старику кто чем может – лепёшками, птицей, самогоном, деньгами. Даже государственные чиновники, полицейские и военные втайне от своего начальства наведывались к Хунгу.

Всё дело в том, что обычное оружие, по словам водителя, оказалось бесполезно против жёлтой смерти. Команда профессиональных «хантеров», которых специально пригласили власти провинции, оказалась беспомощна перед здешними львами. Да, опытным охотникам ничего не стоило отстрелять за несколько часов целое стадо слонов, вот только выяснилось, что даже оружие самого крупного калибра стоит не дороже обычной палки, если имеешь дело с оборотнем. Единственный вернувшийся с охоты живым скаут рассказал, что они долго шли в буше 39по львиному следу, но на границе саванны и джунглей след вдруг превратился в человеческий…

После того случая даже опытные охотники со стажем стали трусливо прятаться по домам с наступлением темноты. А хвостатые людоеды между тем окончательно обнаглели и стали нападать на людей чуть ли не на окраине селений. То лев стаскивал с коня казённого почтальона, презрительно позволяя обезумевшей от ужаса лошади умчаться прочь, то одним ударом лапы ломал шею солдату-часовому возлей армейских казарм. В конце концов, эти дьяволы стали с наступлением темноты являться в населённые пункты и брать того, кого хотели, вытаскивая свои жертвы даже из кроватей. На провинцию опустился ужас. Участились случаи самосуда. В каждом подозрительном видели вату-симба – человека-льва. Заподозренных в обращении во львов-убийц соплеменников, а особенно представителей соседних племён убивали без долгих разбирательств. Но, не смотря на казни предполагаемых оборотней, список погибших в пасти льва пополнялся каждую неделю.