Лиля Брынза - Пари (сборник)

– Вечер добрый. Почувствовала потребность проведать старых друзей и заглянула на огонек. Ты не рад? – По его хмурой физиономии было понятно, что он совсем не рад и даже озадачен. Мне это не понравилось.

– Вечер добрый, – он взглянул на часы и поправился: – Утро доброе. Ты это откуда в таком виде, интересно знать?

– А чем тебя снова не устраивает мой вид? Это, между прочим, натуральный шелк. Тысячи маленьких и симпатичных тутовых шелкопрядов с утра до ночи парились над производством ниток, переживали, мучились, обедать вовремя забывали – а тебе не нравится. Ты видишь перед собой последний писк шелкопрядов и моды.

– Действительно натурально смотрится, – Андрей еще раз критически оглядел мое ослепительно-оранжевое бикини, приобретенное по дороге на дачу Серегиного кореша. – Ты так и шла по улицам?

– Я ехала на красном БМВ с автоматической коробкой передач, – самоуверенно заявила я, и тут мой взгляд наткнулся на кресло, видневшееся через стеклянные двери гостиной.

На кресле, удобненько расположившись, лежал небезызвестный кашемировый жакет, и не сложно было догадаться, где лежит его владелица. Если до этого внутри у меня еще теплилась какая-то надежда, то теперь она, скорбно пискнув, как тутовый шелкопряд, скончалась. Андрей проследил за моим взглядом и усмехнулся – не смутился, не сделал равнодушного, ничего не понимающего лица, а именно усмехнулся. Эта его усмешка меня просто раздавила, смяла и уничтожила. Я вдруг ощутила себя дешевой безделушкой, которой поиграли просто так, от нечего делать, и вышвырнули на помойку: мол, там ей и место… Нахлынувшая боль и злоба развернули меня и вывели на негнущихся ногах на улицу. По-моему, Андрей что-то пытался сказать мне вслед и даже выскочил на улицу в одних шортах и босиком. Но я ничего – ничегошеньки не слышала, да и слышать не хотела. Меня захлестнула волна горькой обиды. Я и не поняла, как очутилась за баранкой того же красного БМВ на Садовом и почему за мной гонятся гаишники на «Волгах» с мигалками и сиренами…

Сидя на неудобном стуле перед злым дядькой в милицейской фуражке и очках, я ежилась от холода. Оранжевый купальник ничуть не грел.

– Прикройте срам, – дядька протянул мне китель. – Так, говорите, документов у вас нету?

– Ну куда я, по-вашему, могу их спрятать? – Я развела руками, дав дядьке возможность сообразить, что потайных карманов на бикини быть просто не может. Там вообще мало что можно было разместить.

– И машина, значит, не ваша, а вашего знакомого? – Он грозно пошевелил бровями. – И как его зовут?

– Не помню, – я мотнула головой. – Может, Саша, а может, Жорик… или Жоржик.

Дядька что-то долго разглядывал на допотопном дисплее, затем зыркнул на меня очками и прошипел:

– Машина уже час числится в угоне! Пройдемте-ка в КПЗ.

Рассвет я встречала как в «Графе Монте-Кристо». Солнце заглядывало в зарешеченное окно, и по сырому стылому каземату бегали большие серые крысы (ну ладно, ладно, насчет крыс я преувеличила). Завернувшись в зеленое в клетку одеяло, я ходила из угла в угол в поисках рифмы к КПЗ. Нашлось только «безе», и все тут. Пока я сочиняла начало фразы, молоденький краснощекий сержантик распахнул дверь и звонко выкрикнул: «На выход!» Я надела страшное лицо маньяка-убийцы и, сделав сержантику «козу», вальяжно покачивая бедрами, вышла в коридор.

Не скажу, что на душе у меня было спокойно, но все же я находила все происходящее забавным, плюс это помогло мне позабыть на время вероломных шотландских сеттеров. Впрочем, ненадолго…

Андрей собственной персоной о чем-то спорил с очкастым дядькой в фуражке, возле Андрея стоял, покачиваясь, Серега, а не то Жорик, не то Жоржик подписывал какие-то бумаги.

– Рада вас видеть, граждане, в добром здравии! Какое дивное солнечное утро! – С этим заявлением я театрально сбросила с себя зеленое в клетку одеяло и предстала перед ними в полной оранжевой красе.

Не то Жоржик, не то Жорик громко икнул и чертыхнулся. Серега побледнел и закачался еще сильнее, а Андрей, пройдя за перегородку, взял меня за руку и вытащил вон из отделения. Не говоря ни слова, он запихнул меня в свою машину.

– Едем в номера!!! – взвизгнула я и бросилась ему на шею. Он оттолкнул меня и завел мотор.

Я была выгружена возле бабулиного дома и выставлена на обозрение бабулиных подруг, дружной стайкой сидевших на лавочке. Андрей, молчавший всю дорогу, так же молча развернулся и уехал. Я же, рассылая воздушные поцелуи направо и налево, прошествовала в подъезд и, зайдя в лифт, опустилась на пол и горько-прегорько заревела. Эта сказка про Золушку имела неожиданно печальный конец.

Прошел вторник, прошли среда и четверг. Я сидела дома и не отвечала ни на какие телефонные звонки. Трезвонили вовсю. Ленка, Серега, Наташи, Ольга Шпитко и даже Митрич. Несколько раз звонили Вован и Женюлик. Объявился даже Макфеллоу с просьбой о встрече. Мой братец безупречно выполнял обязанности личного секретаря, по-видимому надеясь на нехилое материальное вознаграждение. Он без лишних комментариев бегал в ларек за сигаретами и раз в полчаса делал мне крепкий кофе. Мама и папа ко мне не совались, потому что им было официально сообщено, что я нахожусь в глубокой депрессии. Они на мысочках крались по коридору и старались громко не разговаривать, зная, что моя депрессия чревата непредсказуемыми последствиями.

В пятницу часов в двенадцать утра братец с кислой миной давал мне отчет о политической ситуации.

– Итак, два раза – Ленка с работы, четыре раза – некий Сергей с работы, один раз – бабуля, один – Иннокентий Митрофанович, пять раз – стоматолог, один – поэт-киллер и четыре раза – этот твой лесбиян.

– Он не лесбиян, он трансвестит, – хмуро поправила я братца.

– Какая разница? Сказал, что женится…

– Не женится, а выходит замуж, – опять поправила я.

– Нет, именно женится. Что же я, по-твоему, не могу отличить одно от другого? Будучи кровным братом старой девы со стажем, в таких вещах я здорово разбираюсь.

– Ладно, проехали. Дальше?

Братец еще раз сверился с записями и продолжил:

– Ленка с работы просила передать, что они тебя помнят и любят. Сергей слезно умолял тебя перезвонить и клялся, что его чувства к тебе разгорелись с новой силой. А какой это БМВ ты угнала, Хлорка?

– Красненький. Но это тебя не касается. Дальше.

– Ну ты, мать, даешь! БМВ – это сила. Дальше Иннокте… тьфу, Нинокте… тьфу, который Митрофанович. Очень беспокоился насчет твоего здоровья и просил напомнить про вторник. Мол, нехорошо обманывать ожидания сотрудников. Мол, все всё понимают, но дружба дружбой, а денежки любят счет.