Лариса Рубальская - Свет в твоем окне (сборник)

Какое счастье, смазать чуть помаду,
И на углу купить себе цветы.
Ревнуй, Отелло, так тебе и надо,
Все это сам себе устроил ты!

Какое счастье – сесть в троллейбус поздний
И плыть неспешно улицей ночной,
И за окном увидеть в небе звезды,
И вдруг понять, как плохо быть одной!

Какое счастье поздно возвратиться,
Увидев свет, знать – дома кто-то есть,
И выйдешь ты, и скажешь – хватит злиться,
Я так устал, дай что-нибудь поесть!

Свет звезды проснется в вышине,
Звук рояля вздрогнет в тишине.
Тихо трону клавиши,
И душой оттаявшей
Ты, быть может, вспомнишь обо мне.

Я почти забыла голос твой,
Звук твоих шагов на мостовой,
Тихо трону клавиши,
И опять ты явишься,
Бесконечно близкий и чужой.

Жаль
Разбитый хрусталь.
Осколки мечты
В гулком звоне пустоты.
Жаль.
Чужая печаль,
А я на краю
Замерев, одна стою.

Мой рояль, мой нежный, добрый друг!
Знаешь ты мелодию разлук.
Тихо трону клавиши,
И опять ты даришь мне
Тех далеких дней забытый звук.

Память-птица крылья распахнет,
И свершится музыки полет.
Тихо трону клавиши,
И тогда узнаешь ты,
Чья душа тебя к себе зовет.

Женщина в новом идет плаще.
Нет у нее никого вообще.
Дочка отдельно живет, замужняя,
И мама теперь ей стала ненужною.

Женщина плащ купила дорогой —
Может, посмотрит один-другой?
Ну, молодой к ней вряд ли подойдет,
Но и немолодой ей тоже подойдет.

Женщине сорок, но их ей не дать,
Она еще хочет любить и страдать.
Она еще, в общем, девчонка в душе,
И дело даже не только в плаще.

Она забыла невеселое прошлое,
И очень надеется еще на хорошее.
Вот тут на днях подкатил «Мерседес»,
Правда, дорогу спросил и исчез.

Но мог ведь спросить у кого-то еще?
И женщина это связала с плащом.
Женщина смотрится в стекла витрин.
Ну вот, еще вечер окончен один.

И нет никаких вариантов, хоть плачь,
Напрасными были надежды на плащ.
Домой одна возвратится опять,
Чаю попьет и уляжется спать.

А метеодиктор, смешной человек,
Скажет, что завтра в городе снег,
И температура минусовая,
А кто ж в такую плащи надевает?

И женщина утром наденет пальто.
Оно неплохое. Но все же не то.
А плащ повесит в шкаф зимовать,
Но будет порой его доставать

И думать, что снова настанет весна,
И она не будет весь век одна.
И кто-то однажды заметит плащ,
И зазвучит мендельсоновский марш.

Они будут вместе телек смотреть.
Ой, как не хочется ей стареть!
Сходить, что ль, к замужней дочке в гости,
Отдать ей плащ. Молодая, пусть носит…

Когда от шума городского
Совсем покоя нет душе,
Полночи поездом до Пскова,
И вы в Михайловском уже.

Там мудрый дуб уединенный
Шумит листвою столько лет.
Там, вдохновленный и влюбленный,
Творил божественный поэт.

В аллее Керн закружит ветер
Балет оранжевой листвы,
И в девятнадцатом столетие
Уже с поэтом рядом вы.

Но не спугните, бога ради,
Летучей музы легкий след!
Вот на полях его тетради
Головки чьей-то силуэт.

Слова выводит быстрый почерк,
За мыслями спешит рука,
И волшебство бесценных строчек
Жить остается на века.

А где-то слезы льет в подушку
Та, с кем вчера он нежен был,
И шепчет, плача: Саша! Пушкин!
А он ее уже забыл.

Уже другой кудрявый гений
Спешит дарить сердечный пыл,
Их след в порывах вдохновения —
И легкий вздох: – Я вас любил…

Любил, спешил, шумел, смеялся,
Сверхчеловек и сверхпоэт,
И здесь, в Михайловском остался
Прелестный отзвук прежних лет.

При чем же бешеные скорости,
При чем интриги, деньги, власть?
Звучат стихи над спящей Соротью
И не дают душе пропасть.

Я помню чудное мгновенье!
Передо мной явились вы!
Но… надо в поезд, к сожалению, —
Всего полночи до Москвы.

Снова осень дворы засыпает,
Небо серое смотрится в лужи.
Я сегодня один засыпаю,
Ты сказала, что так тебе лучше.

Вектор грусти направлен на вечность,
Сколько мне суждено, я не знаю,
Только кардиограммой сердечной
Я сегодня врачей напугаю.

Листья кленов ладонь обожгут,
Я на грусть эту осень потрачу.
Одного я понять не могу,
Кто сказал, что мужчины не плачут?

Мы по рюмке с ребятами вмажем,
Мы пропьем эту горькую осень.
Что со мной, на словах не расскажешь,
И ребята поймут, и не спросят.

Ты раскаянием душу не мучай,
Улетай в небо птицею вольной.
Я хочу, чтоб тебе было лучше,
Как бы мне это ни было больно.

Дышала ночь магнолией в цвету,
Звезду поймал ты в руки на лету
И протянул, смеясь,
А я вдруг обожглась
Об эту неземную красоту.

Нас аромат магнолий опьянял,
Ты со звездою сравнивал меня,
И, ночью изумлен,
Звучал аккордеон,
Даря нам танго, полное огня.

Безумный аккордеон
Как будто тоже был влюблен,
И танго страсти играл
Нам до утра.

Сводил с ума внезапный звездопад,
Я что-то говорила невпопад,
Меня ты целовал,
И что-то колдовал
Твой жаркий и опасный карий взгляд.

Казалось мне, что это все всерьез,
Куда же вдруг исчез весь твой гипноз?
Аккордеон все пел,
Как будто бы хотел
Продлить мгновенья сладких, нежных грез.

Виноват во всем, наверно, тот аккордеон,
Виноват
Музыкант,
А ты – лишь сон, мой сладкий сон.

Мне приснился ласковый мужик —
Невысокий, а глаза, как блюдца.
И за ночь он так ко мне привык,
Что я утром не могла проснуться.

Он всю ночь меня не отпускал.
Обнимал до пупрышек на коже.
Ну никто меня так не ласкал
Ни до мужика, ни после тоже.

Такой был ласковый мужик,
Мне с ним всю ночь так сладко было.
Исчез он так же, как возник,
И как зовут, спросить забыла.

Я ему шептала: – Уходи,
А сама боялась, что заплачу.
И остался на моей груди
Отпечаток губ его горячих.

Это сон был, только и всего,
Но с тех пор я в нем души не чаю.
Вдруг во сне вы встретите его,
Передайте – я о нем скучаю.