Игорь Савельев - Zевс

– Хочешь, поставим ему подножку? – весело предложил Циглинцев. Конкурент шагал мимо них к сцене.

– Ладно, пусть живет…

После церемонии молодые ученые, как их назвали сегодня не раз и не два, выпали обратно к гранитным кубам и шарам, смеялись, дымили, но Кирилл толкался в их рядах недолго. Можно было съездить в ресторан, авиаторы позвали, но, во-первых, машина (уже не выпьешь), а во-вторых… В последнее время хотелось больше времени проводить дома. С Яной. За какой-нибудь чашкой травяного чаю. «Старею». Вот и легкие тучки потянулись откуда-то со стороны материковой Москвы.

Он поедет домой, потому что на работе сегодня не ждут, букет вручит Яне, диплом отвезет потом в Казань – пусть родителям будет приятно (они и все старое его, КВНовское, все так же держат на стенах, всю ту почетную макулатуру). Им льстило, что сын всюду первый … Ну а сам останется гол как сокол. Какое-то странное удовлетворение. А если фонд не заплатит – тем более.

Кто чего боится, то с тем и случится. Он сдавал назад осторожненько, моля бога, потому что так и не овладел животным чутьем габаритов машины; визг тормозов, бешеный удар по клаксону. С проявившимся на полуслове матом: из «бэхи» выскочил парень, тот самый, который был с тонкой сигареткой.

– Ну куда, мля, куда?! Куда ты полез на своем корыте?..

Кирилл, с внезапным ледяным спокойствием, плавно отжал сцепление, почти не глядя, сдал дальше назад, почти уперся в блестящее свиное рыло за миллион (несся мат и град слабеньких ударов ладонью по стеклу и крыше – он даже нормально кулаком впечатать не может, слабак), – переключил передачу и уверенно тронулся вперед.

И не отказал себе в удовольствии подмигнуть пропустившему его лоху «аварийкой».

Да. Вот теперь-то – да. День удался.

Неведомая смерть.

Понятно, что она сама по себе есть загадка, и никто не знает, что там – за чертой, и каждый думает и думает об этом, втайне даже от себя… Но как странно обновляется эта загадка, когда и факт смерти окружен бесконечными вопросами – как, кто, отчего? – если еще сам факт ставится под сомнение…

Кирилл не однажды думал об этом.

Например, он подумал об этом, когда солнечным утром, прошившим подъезд через запыленные окна насквозь, опять опаздывал на работу. С ним приключилось нечто на лестнице. Спускаясь, он поначалу не обратил особого внимания на нескольких соседей, два-три человека, да едва знакомы – и едва кивнул. Его окликнули, когда уже пошел дальше.

– Простите… Вы ничего не чувствуете?

Кирилл медленно обернулся.

Какой широкий, волнующий вопрос.

– Ну… Запах?

В таких случаях (понятно, более бытовых) он отвечал обычно со смехом, что плохо различает запахи – из-за нехватки цинка в организме. Где-то это вычитал. Бывал бесполезен Яне, если оказывался в международных аэропортах и звонил из парфюмерных отделов дьюти-фри, потея, почти в панике… Сейчас решительно ничего не понимал. Но принюхался.

– А вы можете еще раз пройти мимо этой двери? Извините… Мы тут понять не можем…

Плохо соображая, что происходит, Кирилл все-таки вернулся, поднялся на полпролета, медленно спускался, неотрывно смотря на дверь с цифрой «шесть». Совершенно невзрачную дверь. Сколько раз пробегал не глядя. Сейчас за ней вставало что-то страшное.

– Не пойму, – разглагольствовал обстоятельный и какой-то очень семейный сосед. – Вроде, немного пахнет… Стучим – не открывает. Тут ведь старушка живет, восемьдесят семь лет ей, что ли… Может, в деревню уехала, летом она вообще оттуда не приезжает, а какое-нибудь мясо оставила на столе, и вот… тухнет… А может…

Кирилл настороженно смотрел под цифру «шесть»; ему казалось (как говорят в таких случаях – кожей чувствовал), что за ним наблюдают через глазок. Может быть, наблюдает сама смерть. Играется. Пока не вызвали участкового и не выкурили ее из квартиры – искать другое временное убежище.

– Нет, не чувствую… Извините.

И Кирилл почти побежал.

Он хорошо помнил, когда впервые подумал о «неведомой смерти»: Света. Света. История Светы. Когда, с расширенными от ужаса глазами, наблюдал за феноменом смерти «ВКонтакте». Когда на твоих глазах разворачивается мрачная пляска неизвестности. Открываешь «Новости». И ничего поначалу не можешь понять. Читаешь один статус, второй, третий и с нарастающей тревогой понимаешь – что-то случилось. Но эти статусы так траурно-возвышенны и оттого – так отвратительно неконкретны, что хочется материться. Конкретнее! Четче! Что случилось?.. Смерть разливается по френд-ленте как будто играет с тобою в прятки, и ты уже мечешься в панике по страницам, пишешь сообщения, пока не натыкаешься (здесь подойдет хорошее слово: напороться) на фото, спешно зачерненное по краям… И здесь ты узнаешь – кто. Первый тайм игры в прятки выигран. Или все-таки проигран?

Ведь Она продолжает водить.

Потом этого знания, ответа на первый вопрос «кто?» становится так много, что хочется его выблевать, вместе с трауром, который богато иллюстрирует всю твою френд-ленту, адреса-пароли-явки…

Кирилл спустился под землю недлинным эскалатором. К уже захлопывавшимся дверям не побежал, а шагал с достоинством, и спешащие обтекали его. Остановился, ожидая, и огни состава, идущего в противоположном направлении, бежали будто навстречу Кириллу в кафеле, играли с колоннами: как ложное солнце, прибывал ложный поезд метро.

Второй тайм игры в прятки: ты не можешь ответить на все остальные вопросы: как, когда, почему?.. О причинах смерти говорить неприлично. Даже когда неестественность этих причин (ведь молодость!..) прямо-таки бросается в глаза. Спросить? У кого?.. У близких друзей?.. Как-то нелепо лезть с расспросами, да даже и со слишком активным сочувствием. Ведь – молодость!.. – ей всегда сопутствует странное желание играть со смертью, видимо, оттого, что она должна быть далека. Близких друзей всегда легко угадать, и они тоже будто странно играют , все как один выставляя на аватарки совместные фото с…

И несколько дней отравлены: ты заходишь и заходишь на ту страницу в социальной сети, где все – фотки, ссылки, статусы… – застыло раз и навсегда, как мир букашек в янтаре. Будто есть потребность читать все новые и новые записи на стене, часто – нелепо пышные – и как раз от малознакомых; нелепые стихи. Потом забывается. И ты, бывает, вздрогнешь, увидев френда («официально», как аккаунт, он все еще жив), например, в списке именинников. И снова, обмирая, заходишь туда, читаешь новые возвышенные стенания… Страница, от которой навсегда утеряны ключи, болтается по морям, неуправляемая, как брошенная шхуна. А где-то через год автоматика закроет и ее, и если увидишь в списке френдов, то серым пятном уже. Это долгий-долгий взрыв звезды: от вспышки, ослепившей, отравившей и поглотившей всех, – до холодного и невзрачного «белого карлика» в финале.