Михаил Веллер - В одно дыхание (сборник)

«Да. Эдуард слушает. Что?! Ким, драть твои веники!! Старик сто лет когда скотина давай идет титан конечно. Да как, у меня нормально. Митьке? пятый уже, недавно вот стихотворение выучил. Анька молодцом, вертится. Обязательно, о чем речь, сейчас я смоюсь с работы. Подходи, подходи! Да у меня и останешься, и не думай, что отпущу… кто стеснит – ты? с ума сошел! посидим хоть душу отведем. Отлично! Добро!»

– Здорово!

– Даже так?

– Помнишь!..

– Помнишь…

– Помнишь…

– Помнишь…

– Помнишь…

Официант склоняет пробор: коньячок, икорка; оркестр в полумраке. Покойно; вечер впереди; твердые салфетки; по первой. Женщины красивы.

– Танька – вон, русый, высокий.

– Это и есть тот знаменитый Ким? Симпатичный.

– …—…? —…—…! —…—…

«…откуда ты взялся такой… господи… мне кажется, я знаю тебя давным-давно… Поцелуй меня еще… милый…»

Витрины в гирляндах ярки. Длинноногая дива склонилась к окошечку кассы. Светлые волосы легли по белой шубке. Короткая шубка задиралась. Девушка чуть приседала, говоря к кассирше. Открытые бедра подавались в прозрачных чулках. Она отошла к прилавку, переступая невероятно длинными и стройными ногами, гордая головка возвышалась.

– Дорогой, заходи же скорее, заходи!

– Спасибо, ну зачем же; спасибо, родной. О! Боренька, ты смотри какая прелесть.

– Да не снимай ты туфли ради бога. Ниночка, скажи ему.

– Ну дай-ка я тебя поцелую. Да загорелый ты какой!

– Выглядишь ты прекрасно, должен тебе сказать.

– И как раз к обеду, очень удачно! Боренька, достань белую скатерть из шкафа.

– Так; водка у нас есть? – хорошо. Сейчас я только позвоню Черткову, скажу, что сегодня мы заняты.

– Ну дай же я на тебя посмотрю-то как следует.

– Ниночка, где у нас в холодильнике семга оставалась?

– Кушай ты милый не стесняйся, давай-ка я еще подложу.

– Ну, как твои успехи? А что делать собираешься?

Болельщики выламывались из троллейбусов. Из надеющихся доказывал книжкой рыбфлота. Шайба щелкала под рев. Лед в хрусте пылил веерами. Короткие выкрики игроков. Транслирующий голос закреплял взрывы игры.

– Привет, Ким!

– Как дела, Ким?

– Здравствуй, Ким.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

– Ким приехал.

– Он мне звонил вчера.

– А мы с ним в пять встречаемся, присоединяйся.

– Давно, давно я его не видел.

Неимоверно морозный день калился в багровом дыму над Марсовым полем. Побелевшие деревья обмерли под кровоточащим солнцем, насаженным на острие Михайловского замка. Звон стыл.

– За встречу!

– Ким! – твой приезд.

– Гип-гип, – р-ра!!

– Горька-а! Ну-ну-ну… – Эть!

– Ха-ха-ха-ха-ха!

– Ти-ха!.. Ким, давай.

– И чтоб всегда таким цветущим!

– Позвольте мне себе позволить… э-э… от нашего… э-э…

– «Пр-риходишь… – привет!»

– Ну расскажи хоть, как ты там?

– Спой что-нибудь, Ким. Эй, дай гитару.

– Пойдем потанцуем!

Дети катались с горки, падали, ликующе визжа, теребили своих пап в саду Дворца пионеров. Светилась огнями елка; лохматый черный пони возил малышей, бренчал бубенчиками, струйки пара вылетали из широких мягких ноздрей. Румяный кроха восседал на папиных плечах, всплескивая радостно руками.

– Как Ким-то? Что рассказывает?

– Вчера его Гоша видел. Цветет!

– Слушай, так что там насчет места в финансово-экономическом?

– В четверг буду знать; позвоню тебе.

– Если что – с меня причитается. Как твоя публикация?

– Вроде удается пристроить в «Правоведении».

В толпе наступали на ноги, магазины, автобусы, метро, толстые и тонкие, старость – молодость, осторожно – двери закрываются, портфели, сапожки, ондатры, сегодня и ежедневно, топ-топ-топ по кругу, вы проходите – не мешайтесь.

– Еще что нового?

– Вчера Кима видел.

– Еще что нового?

– Вчера Кима видел.

– Еще что нового?

Лыжню припорошило. Снежная пыль сеялась с сосен. Дымки стояли от крыш в серо-молочное небо. А здесь пахло промерзшим лесом, лыжной мазью, чуть овлажневшей шерстью свитера, руки с приятным автоматизмом выбрасывали палки, отталкивались четко посылая, необыкновенно приятно было глотать лесной воздух.

– Эдуард, Митька опять ночью кашлял.

– Драть твои веники, звоню сегодня Иваницкому, у него есть знакомый хороший терапевт, а то что ж такое.

– Позвони, пожалуйста, не забудь. Как твоя изжога?

– Анька, отстань. Пью твой овощной сок.

– Как Ким?

– Нормально.

– Увидишь – передай привет. Сегодня среда, у меня семинар; буду поздно. Купишь поесть.

– Добро.

– И Митьку заберешь из садика.

– Могла не напоминать.

Автобус был пуст, и темные улицы тоже пусты. Согреться удалось только на заднем сиденье, но там высоко подбрасывало и пахло сильно выхлопом. На поворотах слышно было, как позвякивают и пересыпаются в кассах медяки.

– Боренька, ты совсем себя не бережешь.

– Ниночка, не пили меня. Я купил на рынке парной телятины.

– Милый, но зачем ты тащил эту картошку?

– Умеренные нагрузки полезны. А еще нам достали билеты на Темирканова, я Черткову звонил.

– Ты поблагодарил его?

– А как ты думаешь?

– Ким не давал о себе знать?

– При мне нет.

– Ну ложись, ложись, отдохни. Вон до сих пор еле дышишь.

– Сейчас, Ниночка, сейчас, положу все в холодильник.

Девушка притоптывала, поглядывая на часы. Парень подошел, невзрачный какой-то, маленький. Они поцеловались дважды, она, сняв варежку, погладила его по щеке, он обнял ее за плечи, они ушли прижавшись друг к друг у.

– Танька – вот, тени французские, нужны? Ты что, того? Что – Ким?

Мороз заползал под брюки и жестко стягивал бедра. Дубленка была короткая, ветер распахивал полы и продувал насквозь. Руки в карманах, ветер забирался в рукава до локтей. Зато пальцы не мерзли. Каждые несколько минут приходилось вытаскивать правую руку из кармана и тереть онемевший кончик носа кожаной холодной перчаткой. На перчатке всякий раз после этого оставался мокрый след.

– Старик, моя статья будет в четвертом номере «Правоведения».

– Король! Как ты ее все-таки умудрился там просунуть?

– Уметь надо.

– Рад за тебя.

– Сигарету. Так вот, место в финансово-экономическом – сто тридцать пять без степени. Сеньшин (ты слышал) заинтересован в своем человеке, ему нужен молодой мужик против старых дур на кафедре. Смысл, пожалуй, есть. Я обещал, что ты дашь ответ послезавтра.

– Смысл есть…

Подушка была тугая, постель свежая.

От настольной лампы резало глаза, но в темноте толку не было.

Четыре сигареты оставались в пачке.

Под серым дождем таяли сугробы на пустой площади.

В домах светились окна только лестничных площадок.

В шесть часов зашаркал скребок дворника.

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Петроградская.