Мария Метлицкая - Вечный запах флоксов (сборник)

– А для чего консерватория? – краснея, спросила Нюта.

Алочка ответила, что Нюта – святая наивность! Где же найти перспективного мужа? Такого, у которого бы «все получилось». А уж она, Аллочка, ему в этом поможет. Сделает из него второго Рихтера, не сомневайся!

Такой подход Нюту расстроил – любимая Аллочка оказалась корыстной и расчетливой. Ей хотелось выбраться из нищеты (жила она в коммуналке, в крошечной комнатке в восемь метров с мамой, подрабатывающей также уроками).

На последнем курсе Аллочка осуществила мечту и вышла замуж – муж ее был из известной музыкальной семьи. И все получилось – пышная свадьба, ресторан, отдельная квартира с домработницей. Вот только мужем стал не тот молодой человек, в которого она была влюблена, а совсем другой. Она пригласила на свадьбу и Нюту, но та не пошла – неловко было смотреть на пышное пиршество и обманутого жениха и родителей. Она знала про Аллочкин корыстный интерес. После Аллочкиного замужества уроки, естественно, закончились – в заработке она больше не нуждалась. Пару раз позвонила бывшей ученице, жарко рассказывая, какая прекрасная наконец настала и у нее жизнь, и – скоро пропала.

Пианино Нюта закрыла и больше к нему не подходила. Почти пять лет.

Зато теперь четыре раза в неделю приходила Эльфрида – немецкий «надо усиливать», говорил отец. И это было логично и правильно – на семейном совете было решено, что поступать Нюта будет на немецкую филологию. Логично еще и потому, что Нютин отец был известным переводчиком немецкой поэзии.

Придя с фронта, куда отец попал в последний призыв, двадцатидвухлетним выпускником университета, он встретил Нютину мать, свою будущую жену – вот с этим было ясно в первую же минуту. Юная студентка пищевого института Людочка Крылова покорила сердце молодого фронтовика моментально – она была серьезна, образована и очаровательна – пепельная блондинка с длинной, по пояс, косой и задумчивыми серыми глазами. Подкупило и то, что Людочка всем сердцем любила поэзию. Три месяца прогулок по ночной Москве – чтение стихов попеременно – то он, то она. Иногда кто-нибудь начинал, а второй тут же подхватывал. Словом, полное единение душ. Свадьбу сыграли скромную, в Людочкиной с родителями коммуналке, куда были, естественно, приглашены все соседи. Зажили в углу, отгороженном старой китайской ширмой.

Дачу строили вместе с тестем – своими руками. Жили в полном согласии и уважении, а когда огромную квартиру принялись расселять, решено было въехать в новую вместе, тем же составом. Тем более что Людочка ждала ребенка.

Соседи уехали осваивать новые районы – Черемушки, Медведково, Зюзино.

А Спешиловым дали в самом центре, на Тишинке, – отец был фронтовиком и уже членом Союза писателей, и тесть, отец Людочки, тоже прошел всю войну.

Нюта родилась на Тишинке и хорошо помнила, как с дедом и бабушкой они ходили на знаменитый Тишинский рынок. Она помнила, как очень боялась калек, просящих милостыню или торгующих старыми вещами.

Дед и бабушка в новой квартире прожили недолго – сначала заболел дед, а следом слегла и бабушка. Так и ушли они один за другим в течение года.

Людочка осталась за хозяйку и очень растерялась – до этого она не знала ни магазинов, ни обедов, ни стирки, ни глажки. Все делала бабушка, умудряясь заниматься еще и внучкой.

Слава богу, что Нюта уже пошла в школу, и Людочка терпеливо, долго и неумело, штудируя поваренную книгу, возилась с обедом.

Отец работал дома и, видя усилия жены, только посмеивался – учись, матушка! Не боги горшки обжигают!

Мать глотала слезы и рвалась на работу. А отец оказался «тираном» – по ее же, Людочкиным, словам. Он был убежден, что место женщины – дома. Тем паче что муж работает там же и дочь «надо встретить со школы».

Людочка вздыхала и бралась за пылесос и тряпки. Иногда она застывала у окна и закусывала губу – ей казалось, что там, за окном, кипит настоящая жизнь. А здесь она пропадает – под вечными домашними руинами и завалами.

Покой в ее душе наступил, когда умный муж приобщил ее к делу – она научилась печатать. Теперь он загружал ее работой, и она чувствовала себя необходимой и значимой.

Послушав подружек, встающих в шесть утра и спешащих на службу, она успокоилась – вот ей никуда торопиться не надо. Не надо так рано вставать, толкаться в метро, после работы спешить обратно домой, обежав несколько магазинов – уже наступила пора дефицита.

Ребенок присмотрен, муж обихожен, она – не замученная жизнью, нервная женщина, а помощница мужу и прекрасная, спокойная мать.

Нюта успешно сдала все экзамены. Учиться было легко и интересно, к тому же появилась и задушевная подруга – Зина Быстрова. Готовились вместе к экзаменам, бегали в кино и на выставки, ходили в театры «на лишний билетик». В группе их уважали, но считали зубрилами и «синими чулками» – кавалеров не наблюдалось. Зина была некрасивой, блеклой, сутулой и носила никак не красящие ее крупные и тяжелые очки.

А Нюта… Нюта была хорошенькой, но… Однажды на Герцена ее окликнули – оказалось, Аллочка, бывшая учительница музыки. Аллочка стала еще красивей и выглядела роскошно – пушистая шуба из серебристого меха, лаковые сапожки, сумочка через плечо. В ушах сверкали сережки, и пахло от нее волшебными и незнакомыми духами. Аллочка была весела, рассказывала, что жизнью довольна, муж «послушен» и «выбился в люди», сплошные командировки туда – Аллочка почему-то подняла глаза кверху. Купили кооператив, обставили «дорого», есть машина, словом – не жизнь, а сказка.

Потом Аллочка погрустнела, надула ярко накрашенные губки и промолвила:

– А ты, Нюта, меня расстроила, – сказала она обиженно.

Нюта растерялась, не поняв, в чем дело. Аллочка объяснила:

– Смотреть на тебя… тошно, ты уж меня прости. Выглядишь, как тетка на пенсии – посмотри на себя! Ни грамма косметики, ни украшений – пусть простеньких. Что за пучок на затылке? Как будто тебе двести лет! А во что ты одета? Ты студентка. Москвичка, дочь приличных и небедных родителей! – И она дернула цигейковый воротник Нютиного пальто. – Ну просто стыд, честное слово! И как допустила такое Людмила Васильевна? А сапоги, Нюта! Просто кирза новобранца!

Нюта расстроилась до слез – все было чистая правда. И пальто, перешитое из маминого, и дурацкие сапоги на грубом каблуке грязно-коричневого цвета. И краситься она почему-то стеснялась. Стеснялась, между прочим, из-за Зины – не хотелось быть краше и ярче ее.

Аллочка все кривила красивый рот и осуждающе качала головой. Нюта понуро обещала исправиться.

Потом пристально, с прищуром посмотрев Нюте в глаза, Аллочка сказала:

– Ну, про кавалеров не спрашиваю – и так понятно. Глухо, как в танке. И можешь не сочинять – все равно не поверю!