Никки Каллен - Рассказы о Розе. Side A

– «L&M»? – спросил он.

Она кивнула.

– Они прекрасны. Я уже хочу от вокалиста детей. Но ему нельзя – он из Братства Розы. Его зовут Йорик Старк, он из какого-то маленького городка в Норвегии. Будет священником, и, может быть, даже Папой.

– Знаю, – будто знал.

– Я даже стала ходить на мессы. А, знаешь, в кафедральном соборе так много красивых парней в воскресенье, больше, чем в любом ночном клубе.

Тео засмеялся, сел рядом. Камни были теплыми, хотя солнце еще не встало, а в реку было страшно даже пальцы окунуть – казалось, они сразу станут стеклянными, прозрачными и разобьются.

– Смотри, так и в Бога поверишь.

– И перестану париться насчет собственной клевости. Вылечу из клуба «баунти» – знаешь, так девчонок популярных называют везде, так как забуду про французский маникюр, новые коллекции и туфли от Маноло. Да ладно, это всего лишь группа, красивые парни и красивая музыка – это еще не свидетельство Бога на земле.

– У нас один дяденька в приходе стал католиком после того, как посмотрел фильм «Жанна Д`Арк» Люка Бессона; с Йовович…

– Круто. Страшный фильм.

– А еще есть парень, он сейчас учится в семинарии, он пошел в католики, потому что обожает Мадонну, певицу… Фотку ее на столе держит, в семинарии. Хотя настоятель не одобряет.

– Какие странные пути бывают у Бога, – Матильда достала из маленького замшевого серого рюкзачка розовый термос. – Хочешь? Здесь горячий чай, черный, крепкий, да еще и с ирландским виски и капелькой лимона.

Тео отпил, закашлялся от крепости, Матильда постучала ему по спине, сделала вид, что прикосновение никак не тронуло, не поразило, не взволновало ее. Он сидел рядом, теплый, яркий, как магазин игрушек, или витрина с десертами, и пахло от него чудесно – корицей, ванилью, будто он всю ночь пек булочки; хотелось поцеловать его, в щеку, прохладную, гладкую, как камешек, отполированный водой веками – для кидания блинчиков, в краешек губ – тонких, четко очерченных, малиновых, с ямочками в уголках; губы умника, они делали его чуть надменным, серьезным, будто считал себя выше других, избранным, такой мальчик-омен, Дэмьен Торн четырнадцатилетний, который знает кто он, но еще не придумал, как получить от этого удовольствие, пока видит только обязательства и ответственность.

– А что ты здесь делаешь? На моих камнях?

– На твоих? Ты еще под стол пешком ходил, когда я здесь села в первый раз; я часто сюда приходила после школы в первых классах; смотреть на реку, на рассвет или закат… и всегда одна… не с подругами, не с мальчиками… – она покраснела, прижала ладони к щекам, будто пыталась поймать румянец, остановить, запихнуть обратно, в грудь, к сердцу, к легким, как правду. – А потом перестала; и вот этим летом опять приехала… что-то особенное в этом лете.

– То же самое.

– Тогда почему мы не встречались?

– Не судьба, – она не засмеялась, как он ожидал. – Это из анекдота, не знаешь? Навстречу друг другу вышли из пункта А и Б два поезда, на одинаковой скорости. Стрелочник с утра был пьян, и забыл перевести рельсы. Так почему же они не врезались друг в друга? Не судьба… – она опять почему-то даже не улыбнулась, Тео отпил еще чая, уже не подавившись, достал сигарету и закурил. – Что ты грустишь? Смотри, уже золотая полоска, скоро будет солнце…

– Почему ты не взял у меня тогда телефон? – спросила она.

Тео пожал плечами.

– Ну… ты же старше меня… намного. Да и я не встречаюсь с девушками.

– Из-за твоего друга, гея, редактора?

– Ой, нет… мне просто некогда. Да и не случалось никогда.

– Готовишься быть миссионером, поняла. Разве миссионеры курят? Кстати, не рано ты начал курить? Да еще, ого, – она взяла пачку, – «Лаки страйк», крепкие, серьезно.

– Ну, ты говоришь как моя мама. Или отец Матфей, наш священник. И причем тут миссионерство? Я художник.

– Нет, нет, не все так просто. Есть в тебе что-то… стальное… и крылатое.

– Теперь ты как мой друг-гей, он постоянно, как напьется, говорит, что я сделан из стали и алмазов… а я из грифеля… у них с алмазом просто одна формула – суть остроты…

– Тогда я возьму твой номер, – сказал она, взяла у него из губ сигарету и затянулась. – У меня тоже есть велосипед, хочешь, будем иногда вместе кататься, и можно съездить загород на пикник? Не слишком я быстрая?

Она и вправду стала звонить ему – иногда просто поболтать, на ночь, о фильмах, об опере, о Йорике Старке, о снах, о книгах – она прочитала всё, что было Рэймонда Чандлера, чтобы понять, что он рисует; пару раз они ходили вместе в кино и на выставки; много катались на велосипеде, обгоняя друг друга – она в светло-голубом развевающемся платье, в соломенной шляпе на спине, он в голубой рубашке-поло и светло-голубых подкатанных джинсах; люди думали, что они брат и сестра; съездили на пикник, сидели на траве, пили «кока-колу» из сумки-холодильника и ели хот-доги – с ярко-желтой горчицей, с пикулями, морковкой че, яблочным кетчупом и паприкой, а сосиски обязательно с сыром; Матильда фотографировала на черно-белую пленку, причем неплохо; распечатала фотографии с пикника – Тео показал снимки Артуру, ого, сказал Артур, он писал какой-то материал, сидел весь хмурый, с морщинкой между бровей, отвлекся немного раздраженно; но раздражение мгновенно сменил на милость – еще раз ого, девочка увидела тебя таким, каков ты есть – Алисой Селезневой, подростком из будущего, без недостатков и слабостей; да ладно, сказал Тео, я курю… и вещи люблю, и вещи я люблю больше людей; и еще ругаюсь иногда матом, когда что-то не выходит; типа «сукаблявонючка», все в одно слово»; Артур рассмеялся, и попросил одно фото на память – где Тео стоял у дерева, лицо близко-близко, смотрел куда-то вниз, ресницы опущены, веснушки и брови, и губы малиновые поджаты, и тонкая линия между губами и носом само совершенство, даже что-то архитектурное, безжалостное, от Гауди было в его лице, и челка до носа, шея с ямочкой в полурасстегнутом белом воротнике, и распущенный черный галстук; Тео походил на свои собственные рисунки – резкие, яркие, черное, белое, серое кружево – серебряный бог с изумрудными глазами; «Пусть ночь в глаза твои вложит невинные мысли, пламя, крылья – и такую зеленую зелень, какой никогда не выдумать солнцу. Нет, не ночи тебе не хватает, но могущества ночи»…

– У тебя девушка? – спросила мама однажды за ужином; одна из старших сестер приехала в гости, с ребенком, ребенок сидел на полу, у ее ноги, на подушке, и играл с плюшевой машинкой, большой, пухлой, красной; на ужин было картофельное пюре, морковные маффины, запеченная рыба, три вида сыра. Окна были открыты, где-то внизу играла музыка, Тео прислушался – хорошая, Travis «Closer»; Тео любил думать, что Travis не живые люди – это ангелы; ангельский бэнд, который не понятно, что делает на земле, ищет кого-нибудь, охраняет, а английский бэнд – всего лишь прикрытие; но ангельскую природу не скроешь – оттого такой свет, радость, нежность, печаль и совершенство; как ночь в дороге, как дождь в солнце.