Сергей Минаев - Дyxless 21 века. Селфи

Довольно странное чувство – начинать новую жизнь. Особенно когда твоя старая жизнь продолжается параллельно. Но не с тобой.

Затем Двойника начало сносить. Он стал писать длинные, истеричные, бессвязные тексты о мироустройстве. Приглашать в эфир откровенно попсовых персонажей из отечественного шоу-бизнеса и постоянно сваливаться на обсуждение с ними темы поклонников, признания и прочей белиберды из области «как вы пришли к успеху».

Человек, воплотивший наконец свой абсурдный план, выглядел дико неудовлетворенным. В его текстах и передачах все чаще сквозили раздражение, озлобленность, даже некая обида.

Сначала я, грешным делом, подумал о некоем нравственном кризисе, внезапно настигшем нашего героя. Вроде того, что человек, в одночасье получивший все то, о чем грезил последнее время, вдруг понял, что не может этим управлять. Психологически не тянет, ежедневно проживая жизнь другого человека. Или среда, в которую он встроился, среда, сотканная из чужих многолетних отношений, совместных историй и взаимных обязательств, попросту отторгает его.

Но, как это обычно бывает, реальность паскуднее твоего воображения. Однажды ночью он опубликовал объявление о встрече с читателями.

Ларчик открывался просто. Гонорары, автографы в ресторанах, чужая квартира и чужая женщина – все это не давало полного ощущения победы. Не хватало самого сладкого: восторженных глаз, рукопожатий, аплодисментов. Он хотел энергетики поклонников, тех самых пульсирующих импульсов, ради которых, собственно, все и затевалось.

Судя по градусу его последних текстов, он дико страдал от незавершенности образа. Ему требовалась публичная присяга поклонников – как сертификат качества. Свидетельство того, что он на самом деле существует.

Прочитав объявление, я зарегистрировал «левый» фейсбук, чтобы написать всего один комментарий:

«А что если на этой встрече читатели раскусят тебя, чувачок?»

После этого я позвонил Максу, попросив сопровождать меня на эту встречу. Просьба привела Макса в неописуемый восторг: видимо, он подумал, что у больного наступила рецессия.

Мысли о том, как, увидев мой комментарий, он бегает по потолку, бьет о стенку стаканы или плачет, сверяя мои фотографии с собственным отражением в зеркале, возвращали душевное равновесие.

Я впервые лег спать с чувством не напрасно прожитого дня.

– Макс, давай ты сейчас зайдешь в магазин и посмотришь на презентацию моей книги. Посмотришь, кто ее ведет.

– Конечно, – открывает Макс окно, закуривает, протягивает мне сигарету, – сейчас мы вместе зайдем в магазин, посмотрим, как ты ведешь презентацию своей книги, а потом… – И он зависает.

– Потом поедем выпить, ты хотел сказать?

– Именно! – облегченно кивает Макс и дотрагивается до моего плеча.

– Макс! Макс, услышь меня, я тебя прошу. Вести презентацию будет он , понимаешь? Не я! Меня там не будет, врубаешься? Это не моя презентация! Он украл меня, понимаешь?! – Я смотрю в немигающие глаза Макса и чувствую, что сейчас заплачу от обреченности. От ощущения того, что я выгляжу как сумасшедший, говорю как сумасшедший, и, безусловно, им, в глазах Макса, и являюсь.

– Украл, конечно украл! – говорит Макс тихим, вкрадчивым голосом. – Но мы же сейчас пойдем туда, – аккуратно показывает он пальцем в сторону «Библио-Глобуса», – и все вернем, правда? И все встанет на свои места, да?

– Макс, я… честно… Я не знаю, что еще сказать, – нервно катаю я сигарету между большим и указательным пальцем, пока она наконец не ломается. – Давай так… Давай…

– Давай спокойно покурим! – Он протягивает мне новую сигарету.

Нервно закуриваю, практически пожираю сигарету в четыре затяжки. Перед глазами начинает плыть. Я открываю свое окно, цепляюсь за торпеду, за ручку двери, за воздух. За все, что продлит эту паузу, перед тем, как он, очевидно, отвезет меня в психушку. Мимо проезжает троллейбус с рекламой «Твикса» и слоганом «Какая из двух тебе по вкусу?». Они одинаковые, они же одинаковые, что за идиотская реклама? Они одинаковые! Какая разница, при чем тут вкус?

– Макс, – слышу свой хриплый голос будто со стороны, – Макс, давай так. Ты сейчас оставишь меня в машине и зайдешь внутрь, ок? Потом поднимешься на второй этаж, там будет толпа народа. И баннер с названием моей последней книги. Он задержит презентацию ровно на семь с половиной минут.

– Мы… – начинает Макс.

– Дослушай. Он начнет говорить. Он произнесет нараспев «здрасте», в нарочито простоватой манере. Потом скажет, что даже не ожидал столько народа – это мое обычное кривлянье. Потом ты спустишься вниз и подойдешь к машине, в которой сижу я.

– Я – туда, а ты – здесь, – медленно говорит Макс, сопровождая каждое слово кивком головы то в мою сторону, то в сторону книжного. – Понятно. Чего ж тут непонятного?

– Макс, я понимаю, это сложно. Но ты… ты просто сходи, а? Ничего ж не изменится. Если ты вернешься и не найдешь меня в машине, то после презентации отвезешь меня в психушку, ок? Я не слишком уверенно излагаю для шизофреника, как думаешь?

– Я вообще никак не думаю. – Кажется, он впервые говорит искренне. – Давай, мы вдвоем пойдем, а потом вернемся. Ведь если, – хитро прищуривается Макс, – если он там, мы вдвоем его увидим и потом… потом решим, что делать. Но пойдем вдвоем.

– Макс, – устало хриплю я, – нет никаких «мы». Есть я и он. Врубись уже наконец. Пойдешь?

– Пойдем вместе! – делает он последнюю попытку.

– Нет, дружище, не вместе. И вот еще что. Перед тем как ты уйдешь, давай сыграем в одну игру.

– В какую еще игру? – испуганно озирается он.

– То, что ты там увидишь, в магазине, – ты же этому все равно не поверишь. Или как доктор решишь, что я маньяк, который поверил, что он настоящий Богданов.

– Чего ты несешь-то?

– Дослушай. На тот случай, если ты все-таки решишь, что настоящий «я» там, в магазине, задай мне вопрос. Спроси что-то. То, о чем можем знать только мы с тобой. И больше никто. Я напишу ответ на бумажке, а ты вернешься и прочтешь. Договорились?

– Бред какой-то! – Макс пожимает плечами.

– Ну сделай мне одолжение! Тебе же это ничего не стоит!

– Ладно, – отмахивается он, – напиши на бумаге название наркотика, который нам с тобой продали в «Марике» летом 1997-го. На дне рождения Богдана.

– Договорились, – согласно киваю я, вытаскиваю из бардачка ручку и отрываю от пачки сигарет крышку. – Вот на ней и напишу.

Макс некоторое время уныло смотрит то прямо перед собой, то на вход в магазин. Выдыхает. Бросает на меня короткий взгляд, вытаскивает ключи из зажигания и открывает дверцу.

– Сигареты оставь, – прошу я.

Время как желатин. Дрожит, местами прогибается, но не движется. Я завяз в нем. Кажется, я физически ощущаю каждую секунду. Его нет уже пять, семь? Минут? Часов? Дней?