Сергей Минаев - Дyxless 21 века. Селфи

– Музыку оставить? – не оборачиваясь, без особой надежды на положительный ответ интересуется таксист.

– Конечно, – киваю я и закупориваюсь от внешнего мира пуговицами наушников.

Уже довольно давно я перестал просить таксистов переключать их любимое радио «Вальс-Бостон», или «Шансон», или как оно там называется. С избыточно надрывными голосами, горюющими о рано ушедших братанах, с псевдодоверительной хрипотцой шепота, сообщающего, что «все для тебя», или визгливыми пэтэушницами, которые хотят от всей нашей необъятной страны сына и дочку и еще точку.

Во-первых, просьба «че-нить другое поставить» кажется мне еще большим жлобством, чем собственно слушанье подобной говно-музыки. А если ты даже в туалет сходить не можешь, пока саундтреком к этому действу не заиграет последний сингл The National , пользуйся собственной машиной или, как я, наушниками.

Во-вторых, песня – в сущности, то немногое настоящее, что есть у таксиста. Машина в лизинге, квартира съемная, отпуск кредитный. И только песня как бы его собственная. Таксисты в большинстве своем искренне верят в то, что есть настоящие мужики, у которых есть настоящие, пусть и рано ушедшие братаны, и рюмка водки на столе, и нормальные бабы, которые все понимают и которым за это поют «все для тебя». И еще про моря и океаны и даже про топорно рифмующиеся с ними рассветы и туманы.

И глупая пэтэушница именно от таксиста хочет и сына и дочку, потому что он реально нормальный, настоящий мужик. Такой же, как те, что пели перед ней на радиоволне. И все эти неказистые тексты доказывают таксисту, что еще не все окончательно ссучились в нашей стране. А значит, реально еще можно жить.

И это все, что у них осталось. Это и есть та самая национальная идея, которую долгие годы придумывают всякие умники, поминутно сверяясь то с ценами за баррель, то с «балансом негативного и позитивного фона в СМИ», то с метрономом «мастеров культуры». Придумывают, снабжают цветными картинками и яркой оберточной бумагой, а выходит почему-то один и тот же плоский и несмешной анекдот.

«Ты закончил?» – пишет мне Оксана.

«Только что».

«Какие планы?»

«Еду к издателю. Будет длинная встреча».

«Вечером увидимся?» – и куча смайликов. Идиотских, раздражающих, совершенно не к месту.

«Конечно. С издателями закончу и позвоню», – отвечаю и засаживаю в ответ роту скобочек. Одну за другой, так что ноготь на большом пальце белеет.

Поднимаю глаза. Мы увязли в месиве из представительских лимузинов, скутеров и маршрутных такси. Прокручиваю в голове разговор с Жанной, размышляю о том, что надо бы рассказать моим издателям, ведь девушка сошла с ума. Ладно я – многих видел в состоянии измененной психики, – но есть же приличные люди. Серьезные авторы. С кем-нибудь другим такую штуку выкинет – проблем не оберутся.

А может быть, она просто влюбилась и слегка подвинулась психикой на этой почве? И таким неуклюжим образом пыталась объясниться. Придумала этот скайп, надеялась вывести меня на задушевный разговор. Может, стоило ее выслушать, подыграть ей, а потом сказать что-то вроде: знаешь, ничего у нас с тобой не получится. Слишком ты хорошая, а я – бла-бла-бла…

С другой стороны, какого черта я должен сглаживать острые углы в отношениях с больными, пусть даже и влюбленными? Странная история, откровенно говоря.

Таксист, судя по двигающимся челюстям, что-то бубнит себе под нос, отчаянно жестикулируя в такт, словно подпевая. Я отворачиваюсь к окну, достаю сигарету, краем глаза отмечаю, что жестикуляция водителя становится более резкой, изредка он вертит головой в мою сторону и бросает взгляд в зеркало заднего вида. Скоро до меня доходит, что все это время он разговаривал со мной…

– …На нее стакан поставит и смотрит, что будет!

– Куда поставит, – ловлю я конец фразы, вытащив из ушей пуговицы, – простите?

– Я ж говорю! – Таксист наконец оборачивается. – Кадыров так дороги принимает у себя. Ставит стакан с водой на панель и едет. Если вода прольется – строителей под суд. А эти! Все нахер украли, дороги – говно! Им чего, есть дело до моей подвески? Они на государевых тачках да с мигалками! Козлы!

– Согласен. – Я прикидываю, в какой момент можно будет снова надеть наушники.

– Может, через Третье кольцо поедем? На Ленинградке сейчас встрянем на час, – предлагает таксист.

– Как скажете. Самая короткая дорога – та, которую знает водитель, – выдавливаю я из себя эту набившую оскомину банальность. Других я не знаю: я редко общаюсь с таксистами.

– Правильно. А то, знаете, некоторые садятся и начинают командовать, как ехать. Учить. А че меня учить-то, епт? Я двадцать пять лет за ней. – Он хлопает обеими ладонями по рулю. – Двадцать пять, епт!

– Каждый должен заниматься своим делом, – борюсь я с зевотой.

– Правильно! – Водитель выдерживает паузу, пристально изучая меня в стекло заднего вида. – А вы случайно не… Вы же на телевидении работаете?

«Черт!» – Машинально тянусь к карману за темными очками, но решение довольно запоздалое.

– Знаете, – начинает он знакомый заход, – я иногда смотрю ваши передачи. Вы там правильные вещи говорите. И вы, и гости ваши. Те, конечно, которые, извините за выражение, не пиздоболы.

«Все они пиздоболы. И я, в общем и целом, тоже».

– Так вот, все правильно, только я после каждой передачи вывод сделать не могу.

– Какой же? – разыгрываю я неподдельный интерес.

– А никакой! Понимаете, у вас же каждый раз все ясно. И что за проблема, и кто виноват, и как надо было по уму и по совести все сделать. Одно непонятно – а че делать-то, епт? И кто отвечать будет? А?

– Я даже не знаю, что вам ответить.

Хотя, конечно же, знаю: я отвечал сто раз, а потом прекратил, чтобы людей не обижать. Потому что как только ты начинаешь говорить правду, устойчивый мир собеседника распадается как карточный домик. Это все равно что бабушке сказать, что ее любимый певец, трижды женатый плейбой – на самом деле махровый гей. Либо не поверит, либо тебя же и возненавидит…

– Взять, к примеру, меня. Женат, двое детей. Работа плохая, денег мало, друзей почти не осталось. Ну, бабы там, иногда. В общем, жить можно. Вы думаете, меня только это волнует? Нет! – Он поднимает вверх указательный палец. – Возвращаясь к вашей передаче… Я себе постоянно эти вопросы задаю. Что с нами дальше будет? Со страной и вообще? Почему все так происходит? Потому что, как поет Стас Михайлов: «Я не верю теперь ни во что, а я верю лишь в Бога». Вы-то себя об этом спрашиваете? И ответы наверняка знаете.

– Послушайте, – закуриваю я, – я только что с самолета. Ночные съемки, почти не спал. Глаза слипаются. Пожалейте меня, пожалуйста. Я не слушаю Стаса Михайлова. Я не знаю, кто виноват и что делать. И думать об этом не хочу. Я хочу быстрее до дома доехать. А еще спать хочу очень.