Олег Рой - Фантомная боль

Да и Настя вроде бы большего не ждала. А что тоска временами нападает, так ведь нечасто и ненадолго. Ах, жизнь проходит? Да идите к черту, жизнь вообще дорога в один конец, болезнь со стопроцентно летальным исходом. Так было бы из-за чего беспокоиться. Еще пара коктейлей да косячок позабористее – и тоску как рукой снимет, проверено.

После одного особенно буйного загула Миша, продрав глаза, обнаружил себя в незнакомой квартире. Оно бы и ничего, такое уже случалось, у Насти была масса знакомых, у которых можно было заночевать, но… Такое, да не такое. Рядом спала Настя. Без ничего. Ч-ч-черт! Миша знал, что Настя предпочитает спать голышом: она не раз о том говорила. Но – в одной постели?! И на нем самом – он нервно сглотнул – одежды не больше. То есть ноль.

Стоя под душем в обшарпанной, с ржавыми потеками ванне, Миша мучительно пытался вспомнить: было что-то? не было? Ч-ч-черт! Докатился! Строго-то говоря, Настя ему, конечно, не сестра, даже вообще не родственница, так что вроде бы, даже если что-то и было, ничего в этом особенно ужасного, наверное, и нет. Но это – «строго говоря». В мыслях-то он о ней иначе как о сестре никогда не думал. Мерзость! Мерзость.

Пора завязывать, короче.

– Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – констатировал я, стараясь не глядеть на ухмыляющегося дьявола.

– А что это ты так встрепенулся-то? Прям дева невинная. Монашка посреди борделя, – издевался он. – Даже до самого интересного не досмотрел.

– Куда уж интереснее. – Меня передернуло. – Жуткая семейка.

– Да ладно тебе, жуткая. – Дьявол скептически хмыкнул. – Семейка как семейка. Думаешь, хоть у кого-то хоть где-то хоть что-то по-другому? Снаружи-то у всех все всегда, ну почти всегда, прилично, а по углам-то, по углам-то – все шкафы, и в каждом, только приоткрой – скелет скалится.

– Тьфу, гадость какая. – Мне и в самом деле было тошно.

– Экий ты высокоморальный, однако. – Он удивленно, а может, снисходительно покачал головой. – Такого слова, как «милосердие», похоже, в жизни ни разу не слышал.

– К кому милосердие-то? – изумился я. – К вот этим вот гадам?

– Гадам? – Дьявол аж в ладоши прихлопнул. – Ну ты даешь! Ну не ангелы, да. Ну так ангелам-то милосердие без надобности, знаешь ли. – Он постучал по стакану ногтем. Звук был звонким, точно ноготь выковали из металла. Хотя… может, и выковали, кто их тут знает.

– Ты же дьявол, тебе положено быть злым, – подумав, указал я на очевидное несоответствие. – А ты о милосердии говоришь.

– Положено? – Он откровенно веселился над моими репликами. – Кем это, с позволения сказать, положено? Твои стереотипы просто умилительны. Гадам, видите ли, это надо же такое придумать. Людям, мой юный друг. Людям. Один из которых, кстати сказать, ты сам. Не вспомнил – кто?

Я помотал головой:

– Может, все-таки Миша? Или Мишин отец?

– Ну вот, я же говорю, что до самого интересного не досмотрел.

Ухмыльнувшись еще шире, он щелкнул пальцами…

– Так, значит, не переедешь? – с непонятной интонацией спросил отец. – Мы же собирались…

– Ну да, я обещал. – Миша нервно расхаживал по изрядно захламленной комнате, морщась от неаппетитного хруста под ногами, черт его знает, что там валялось. – Но я теперь… видишь? – Он поболтал кольцом с ключами. – Тоже не бездомный. Мать квартиру к совершеннолетию купила, чтоб в университет ближе было ездить. И машину обещала, если первый курс хорошо закончу. И так даже лучше, правда? Я теперь часто смогу заходить. И деньги. Я и тебе смогу как следует помогать.

– Да иди ты!.. – Отец выругался. – На черта мне деньги этого урода? Пусть в задницу себе засунет! – Он хрипло засмеялся, вытащил откуда-то из-под кресла бутылку, хлебнул прямо из горла, сильно двигая щетинистым кадыком.

Водка явно была из самых дешевых. Ой, только бы не паленая, привычно подумал Миша и продолжал, не обращая внимания на отцовские возражения:

– Так это же не его, это же мои деньги! Какая разница, откуда они у меня. А тебе нужно. И ремонт тут давно пора сделать, и нанять кого-нибудь, чтобы чистоту наводить, и телевизор чтоб хороший, чтоб, когда ты без работы, тоска не заедала. – Он говорил быстро-быстро, не особо вдумываясь в слова. Ведь, наверное, если накидать аргументов побольше, можно убедить… На мгновение ему показалось, что он убеждает не отца, а самого себя. Но подумаешь! Главное, такой симпатичный план действий! Ну правда, нормальный же план!

Потому что отец – он, конечно, отец, но представить, что нужно переселиться вот сюда… Миша невольно вздрогнул, отодвигаясь от ободранного заляпанного косяка кухонной двери. В раковине громоздилась гора посуды, которую пора было уже не мыть, а брить – так пышно кустилась на ней плесень. На потолке над посудным натюрмортом (вот уж воистину – «мертвая природа») вольготно разлеглось рыжее крокодилоподобное пятно от старой протечки. Миша помнил «крокодила» с детства. Разинутая пасть была нацелена на болтавшуюся посередине сероватого потолка лампочку, и зимними вечерами он придумывал, как крокодил наползет на лампочку, сглотнет… Мать вскрикнет в навалившейся темноте, отец, наткнувшись на какой-нибудь угол, загремит кастрюлями, из черного окна потянется ледяной сквозняк… А он, Миша, лихо запрыгнув на чахлый кухонный диванчик, заставит крокодила выпустить лампочку, и кухню опять зальет теплый желтый свет, зима отпрыгнет от окна, утянет из их дома холодные когтистые щупальца… А убивать крокодила он не будет, пусть живет себе на потолке, он же не виноват, что тут появился, да? Он, может, в Африку хочет, а его посадили на грязный потолок, сиди и не рыпайся. Оставалось придумать, как заставить зубастого выпустить лампочку – да и достанет ли Мишиного росточка, чтоб дотянуться с хлипкого диванчика до крокодильского брюха? – но тут Миша обычно засыпал.

Крокодил за эти годы как будто тоже постарел, поседел, а может, и вовсе помер. Пахло, во всяком случае, чем-то дохлым. Запах лежал в облезлой кухонной коробке сплошным душным слоем, как старое толстое ватное одеяло, из которого во все стороны вылезают вонючие и даже как будто липкие серые клочья. Ну должен же где-то быть просто воздух?

– Чего нос-то кривишь? – Отец поддернул сваливавшуюся с худого плеча майку.

Миша рванул язычок молнии на едва не свалившейся с плеча сумке. Застежку, конечно, заело. Вот почему даже на самых дорогих сумках молнии заедает? Ну же! После нескольких лихорадочных рывков сумка наконец разинула пасть. Дыша через раз – странно, раньше вроде у отца в квартире так не воняло, – Миша вытащил из сумки два хрустящих пакета. Футболки он купил только сегодня. Настя, которая зачем-то поперлась его провожать и даже обещала дождаться, ткнула пальцем в витрину фирменного магазинчика: глянь, тебе пойдет. Футболки были черные, на одной вздыбился мотоцикл с огненными крыльями, на другой скалились друг на друга два ягуара – животное и автомобиль.