Анна Берсенева - Вокзал Виктория

Искать логику в этих рассуждениях Вика не стала. Оставалось надеяться, что праймер – жидкость, предназначенная как раз для подобных случаев, – все-таки позволит приклеить искусственные ресницы к настоящим, несмотря на бушующие в Наташином организме гормоны. А если и праймер не поможет, то клиентка для Вики наверняка будет потеряна: уже понятно, что сколько ей ни объясняй, почему ресницы не держатся, все равно она будет считать, что их просто плохо приклеили.

«Придется все-таки место в салоне арендовать», – думала Вика, сидя рядом с раскладушкой на крошечной складной скамеечке, которую принесла с собой.

Нанесение праймера требовало особенной осторожности, потому что он мог затечь в глаза. И, конечно, делать это было бы проще на специальном стуле возле специального стола; два часа одну за другой приклеивать реснички, согнувшись в три погибели, неудобно. Но платить за место в салоне… Жалко денег, жалко! Да и салонов, где наращивают ресницы, в Москве хватает, а Викины клиентки хотят, чтобы она приходила к ним на дом.

Наташа точно была беременна: ресницы приклеивались плохо, с каждой приходилось возиться в два раза дольше, чем обычно. К тому же она хотела излить душу, и два с половиной часа Вике пришлось выслушивать все подробности ее романа с каким-то Дамиром, который, конечно, парень такой ничего, юморной, и зарабатывает хорошо, но кто его знает, может, у него там в Баку жена с пятью детьми, а даже если нет жены и он на Наташе женится, то уживутся ли, он жутко ревнивый, ей это категорически не нравится, она же не старуха и не уродина, чтобы на мужчин не смотреть вообще, и вот роди такому ребенка, а потом, чуть что, он его отберет, особенно если сын, у них же там на Кавказе знаешь как насчет сыновей…

Вика пыталась расслышать в Наташином монологе хоть одно неожиданное слово, но не могла. Та еще только открывала рот для очередной словесной очереди, а уже было понятно, что она скажет.

– Ты что!.. Нет, это вряд ли… – машинально приговаривала Вика. – Да?.. И что ты решила?

– Что эта дура может решить? – послышалось за спиной. – У нее в мозгах того участка нет, которым решения принимают.

С самого начала своей ресничной работы Вика приучила себя не отвлекаться ни на что. Даже землетрясение не заставило бы ее вскочить или замахать руками, рискуя попасть пинцетом клиентке в глаз. И уж тем более не мог ее заставить это сделать какой-то голос за спиной.

Но голос, надо признать, был интересный. В нем слышалось то, что Вика распознавала в людях сразу – по взгляду, по улыбке, по едва уловимому жесту какому-нибудь.

Живость ума она чувствовала мгновенно, вот что.

И в мужском голосе, назвавшем Наташу дурой, звучала эта живость. Хоть вообще-то для того, чтобы оценить Наташины умственные способности, большого собственного ума не требовалось.

– Вла-ад! – проныла Наташа. – Ну ве-ечно ты!..

– А чего ты перышки чистишь? Дамиру хочешь понравиться? – усмехнулся этот Влад.

Его широкая тень легла у Вики из-за спины на Наташино лицо.

– Отойдите, пожалуйста, от лампы, – попросила Вика. – А то ресничку неправильно приклею.

– Ничего страшного, – сказал Влад.

Он подошел поближе – тень увеличилась. Но вообще-то Вика уже закончила, ресницы оставалось только расчесать.

– Ну отойди же! – проныла Наташа. – Не мешай!

– Это что, вы ей все ресницы новые наклеили? – спросил Влад.

Теперь в его голосе слышалось удивление, и оно было таким же искренним и открытым, как за мгновенье перед тем – насмешка.

Живость, открытость ума – не так уж часто Вике приходилось теперь встречать эти качества.

Она обернулась.

То, что она почувствовала, было сродни… Снежной плюхе, вот чему! Такой, как та, которой она захлебнулась три часа назад, и долго отфыркивалась, и хватала воздух ртом. Только та плюха была грязная и вызывала отвращение, а эта… Взгляд на мужчину, нависшего над ней всем своим неимоверным ростом, вызывал сплошной, беспримесный восторг.

От него веяло силой – очевидной, сознающей себя и потому веселой и великодушной. Он был так похож на былинного богатыря, каким его рисовали в хороших детских книжках – на Ивана Царевича или Финиста Ясна Сокола, – что Вика не удержалась и рассмеялась.

Она смеялась, держа в одной руке пинцет, в другой расчесочку для ресниц, а Финист Ясный Сокол смотрел на нее сверху. Потом он улыбнулся с такой открытой доброжелательностью, от которой Вике захотелось смеяться еще громче.

Но тут она спохватилась: ему ведь может быть неприятно, что она хохочет вместо ответа на простой вопрос.

– Ресницы не новые, – объяснила Вика, – а наращенные. К каждой своей реснице приклеивается искусственная. Иногда не одна, а две или даже три, – зачем-то добавила она.

Как будто его могла интересовать технология наращивания ресниц.

Но его, похоже, интересовало все новое и неизвестное. И хотя похоже было также, что неизвестного для него в этом мире очень много – гораздо больше, чем Вика могла бы считать приемлемым, – ясность его взгляда искупала этот недостаток.

– Ничего себе! – Он изумленно покрутил головой. – Это ж какое терпение надо иметь, чтобы к каждой реснице новую… Я б, наверно, умер.

– Ви-ик, все уже? – спросила тем временем Наташа. – Можно уже вставать?

– Сейчас, расчешу только, – вспомнила про нее Вика.

– Ресницы – расчесывать? – хмыкнул Влад. – Ну вы даете, девчонки! Но ресницы все-таки лучше, чем грудь, – добавил он.

– В каком смысле лучше? – улыбнулась Вика. Она протянула Наташе зеркало и сказала: – Любуйся!

– В смысле, лучше искусственные ресницы прицепить, чем грудь силиконом накачать, – объяснил Влад, пока Наташа разглядывала в зеркале свое лицо. Оно в самом деле преобразилось: Вика сделала ей ресницы таким образом, что ее круглые, узко поставленные глаза распахнулись и словно бы раздвинулись на лице. – Ресницы все-таки просто шерсть. А когда грудь искусственная… Противно же в руки взять.

– Это у тебя шерсть! – обиделась Наташа. – Что вы вообще понимаете? Тут ради них стараешься-стараешься…

– Ради Дамира можешь не стараться, – хмыкнул Влад. – Он парень с головой, на тебе не женится. Наташка в детстве такой умной казалась, – сказал он, глядя на Вику. – Читать в пять лет научилась. Когда в первый класс пошла, я как раз в последний, мне ее первого сентября на плече дали нести с колокольчиком. Так фотку нашу даже в «Московском комсомольце» напечатали. Брат и сестра Развеевы, будущий олимпийский чемпион и будущая отличница, что-то такое. А теперь вон только ресницами хлопает.

Вика поднялась со скамеечки, разогнула затекшую спину. Совсем старуха стала, спина уже болит… Последнее слово в этой мысли проплыло у нее в голове как-то слишком медленно, потом закружилось, отозвалось гулом в ушах. Она почувствовала, что потолок странным образом наклоняется, взлетает вверх. Или это она падает, но куда?..