Мария Метлицкая - Ее последний герой

Он вздохнул, захлопнул дверь и вспомнил всех чертей сразу. Виноватым себя он не чувствовал: Стася клялась, что принимает какие-то «стопроцентные» таблетки. Значит, специально, такой хитрый женский ход. Надоело. Такое хорошо в молодости, когда есть запал и силы играть. А он уже навидался – и истерик, и слез, и шантажа.

Ему теперь надо другое: омлет по утрам, бульон на обед, чистые рубашки, носки стопочкой. Крахмальный пододеяльник и свежий чай в подстаканнике. И газета на тумбочке у кровати.

Да, ему нужны спокойствие, доверие и уверенность в завтрашнем дне и в человеке, который рядом. Кончились половецкие пляски.

Он подошел к телефону и набрал Женин номер. И очень обрадовался, когда она подошла к телефону. Неподдельно обрадовался, искренне.

Ткаченко возник рано утром, совсем рано, часов эдак в семь. Городецкий застыл у открытой двери, протер спросонья глаза и наконец спросил:

– Что, сдурел? С бодуна, что ли?

Сашка, с перекошенным от ярости лицом, шагнул в прихожую, оттерев хозяина плечом, и наконец выдавил из себя сквозь зубы:

– Ну и гнида же ты, Городецкий! Даже не гнида, дерьмо!

Илья поднял брови и покрутил пальцем у виска.

– Допился, – констатировал он. – Понимаю. – Потом пошел на кухню, открыл кран с холодной водой и вежливо осведомился: – Чайку?

Сашка влетел на кухню и схватил его за грудки:

– Ты что, не понял, сволочь?

Городецкий оторвал Ткаченко от себя и, искренне удивляясь, спросил:

– Ты о чем, Сашуля?

Ткаченко плюхнулся на стул.

– Ты так и не понял?

– Не-а.

Сашка ухмыльнулся:

– Не понял. Все ты понял, гад! А если «не очень», то я объясню.

Городецкий уселся напротив, закурил сигарету, положил ногу на ногу и произнес:

– Слушаю.

– Слушает он! – снова взорвался Сашка. – А про девочку эту послушать не хочешь?

– Про девочку? – снова удивился Илья, разумеется поняв все с первой минуты. – Про какую такую девочку, изволь уточнить.

– Уточняю! – взревел Ткаченко. – Про девочку Стасю, помнишь такую или забыл?

– Господи, – тяжело вздохнул Городецкий, – а тебе-то какая печаль?

На каверзный вопрос незваный гость не ответил и спросил:

– Жениться на ней собираешься? Ребеночка признавать? Она же вся в соплях, вены пыталась резать!

Городецкий брезгливо поморщился:

– Вот именно, вены резать. Вот от этого бреда я и сбежал. Ты это способен понять? Лилька с ее пьянками, Магда с ее депрессиями. Теперь эта со своими венами… Устал я, Ткач, от бабских штук! Понимаешь? Молодость это… Игрушки. К тому же вранье, мерзкое, дешевое вранье. Говорила, что предохраняется, пьет таблетки. Я ведь никого не обманывал, Ткач, ни загса, ни попа с кадилом не обещал и про детей тоже все объяснял. Хватило с меня Артура! Неудачное от меня потомство выходит, да и поздновато мне. Никому я не врал, поверь!

– А что теперь делать? – Ткаченко поумерил пыл. – Девчонка одна, без родни, избавляться от ребенка не собирается. Тебе молодость надоела? Так тащи в койку пенсионерок! Наверняка обойдешься без беременностей и «дешевого бабского вранья».

Городецкий встал к закипевшему чайнику, бросил в свою чашку три ложки растворимого кофе и обернулся на Сашку:

– А ты женись на ней, Сань! Такая хорошая девочка, как ты говоришь. А она и вправду хорошая, Сань. Так тебе кофе или все-таки чай?

Ткаченко вскочил, опрокинув тяжелый стул, и выбежал в прихожую.

– Советчик! Чтоб ты сдох, сволочь! Ничего хорошего от тебя! – выкрикнул он на прощанье и громко хлопнул дверью.

Городецкий открыл холодильник, пару минут изучал его содержимое и наконец достал сыр «Виола» и докторскую колбасу. Потом спокойно и размеренно сделал три бутерброда, поудобнее уселся в любимое кресло, бросил взгляд на опрокинутый стул и, тяжело вздохнув, развернул газету. Никто не помешает ему позавтракать – ни дурные вести, ни экзальтированные бабы, ни их сумасшедшие адвокаты. Он не ведется на эти игры, слишком для этого зрел и опытен. А этот… защитник несчастных и угнетенных сам на бедную птаху запал. Просто запал, и все. Вот странно, между прочим! Такой Сашка красавчик, а бабы от него никогда не помирали! Зойка, первая жена, ушла к неизвестному и нищему оператору. От такого-то звездуна! И Галка была, припомнил он, гримерша. Красивая баба, глаз не оторвать. Он за ней пару лет бегал. Галка была не из недотрог и особенно этого не скрывала. А вот Ткаченко не дала, сама говорила. Значит, с изъяном красавец, не иначе. Бабы, они такое нутром чуют…

О том, что Ткаченко и Стася поженились, он узнал от Милки Смелковой, своего помрежа, с которой у него был когда-то краткий необременительный роман. Ткаченко он не видел лет пять, не сталкивались, и так бывает. А когда столкнулись, Городецкий вяло и неохотно кивнул, а Ткач не ответил, шарахнулся в сторону, как от прокаженного.

Однажды дошли слухи: живет семья Ткаченко мирно и тихо, Сашка совсем не пьет и обожает дочку свою так же, как и жену.

Несколько лет спустя, оформляя пенсию в собесе, он встретил Ткача. Тот держал за руку худенькую девочку-подростка с короткой стрижкой и серыми глазами. Ткаченко его не видел, а он, Городецкий, спрятался за стеной и, затаив дыхание, разглядывал девочку. «Ничего общего, – облегченно подумал. – Вылитая мать. А может, вообще не моя? Кто этих баб поймет!»

В общем, утешился как мог, отлично понимая, что Стася не из таких и девочка – его дочь. Хотя тогда это уже не имело никакого значения.

Проснувшись утром, Анна поняла, что идти на работу просто не может. Ноги не понесут. И еще разговор с Поповым… «Буду валяться», – решила она и снова закуталась в «кокон». В конце концов, отпуск кончается завтра.

Она заметила, что отец осторожно заглянул в комнату и, тяжело вздыхая, зашаркал на кухню. Скоро оттуда раздался запах любимых оладий – и Анна, путаясь в одеяле, кое-как встала и поплелась на кухню.

На часах было почти двенадцать, когда она позавтракала, выпила две чашки крепкого кофе и, приняв душ, решила все же позвонить на работу. Долго никто не брал трубку, наконец ответила Марина Кравец, «золотое перо» отдела и фаворитка начальства.

– Ты что, не в курсе? – трагически прошептала она. – Босс уволил Попа!

– Шутишь? – спросила Анна. – Ты вообще в своем уме?

– Слава богу, не в твоем! – бодро отбилась Кравец. – Тут вообще такое…

И стала перечислять всех уволенных.

– А ты? – поинтересовалась Анна. – Еще не достали?

– Левкова, блин, я беременная, – усмехнувшись, ответила Марина. – А беременных у нас, как известно, не увольняют.

Анна, не выпуская из руки трубки, включила айпад. У журнала сменился владелец, и пошла мести «новая метла». Уволили более сорока человек, как говорилось в новости, «сорок твердых и опытных профессионалов».