Татьяна Алюшина - Свидание вслепую

Твою мать! Все нормально. Как обычно – ему вся мера ответственности за себя и за других!

Ничего, справится!

– Ирка, – выталкивая слова через сухое горло, спросил он. – Вот теперь, после всего, что он рассказал, ответь, ты его любишь?

Ирина заплакала. Тихо, беззвучно, слеза сорвалась с ресницы и шлепнулась на скатерть, расплывшись мокрым кружком на ткани. Она подняла голову, посмотрела на Алексея, в глазах которого стояла мука мученическая и желание кинуться ее утешать, перевела взгляд на Захара, и не смогла прочитать в его взгляде ничего, кроме решимости.

– Да, – тихо призналась Ирина.

– Замуж за него пойдешь? – продолжил личную экзекуцию Захар.

– Да, – еще тише, сквозь слезы, ответила она.

Ирка тихо плакала, Алексей разрывался от желания обнять ее, успокоить, но сдержался, только желваки на скулах ходили. Захар видел его состояние, но ему было тяжелее всех. Он налил только себе, выпил, закусил подостывшими пельменями.

Он принял решение.

– Смотри, Палыч, – глядя в глаза сопернику, предупредил он. – Береги ее! Люби, балуй, на руках носи! А если обидишь, мало тебе не покажется, обещаю! Ирина – мой родной человек, я за нее и сына кого угодно загрызу!

– Ты что, Захар Игнатьевич, Ирину отпускаешь? – не поверил Алексей.

– Так любовь же у вас, что ж теперь поперек идти?

Ирина разрыдалась, обняла Захара и уткнулась ему в плечо.

– Ир, не плачь, дай лучше воды или соку, а то в горле пересохло.

Она подскочила, торопливо достала стакан, сок из холодильника, выронила стакан, со звоном разбившийся на мелкие осколки об плитку пола. И замерла, глядя на эти осколки.

– Ир, на счастье, – усмехнулся Захар. – Давай, я сам.

Они с Алексеем спровадили Иринку спать, а сами засели на кухне.

А утром проснувшийся Никитка влетел в кухню и все окончательно расставил по местам:

– Папа! – Он кинулся обниматься.

Пообнимались, посмотрели друг на друга.

– О, дядя Леша! – так же радостно воскликнул Никита, заметив гостя.

Захар выложил подарки ему, расспросил про жизнь, про учебу. Вошла Ирина, оценила мудрым взглядом ситуацию, Никитку по-быстрому отправила в школу и сама стала собираться:

– Мне на работу надо.

А мужики уже никакие…

Она их по разным комнатам развела, спать уложила.

На работу съездила, задания подчиненным раздала – и назад, домой, щи опохмельные мужикам варить.

Мужики оценили лечебное действие на организм кулинарного шедевра для болящих межнациональным мужским утренним заболеванием. Они уже ни о чем значимом не говорили, так, перекидывались – о работе, о машинах, немного стесняясь вчерашних откровений и не совсем веря принятым под водочку ночным решениям.

Да и решение – решением, но ведь не сегодня Ирка чемодан соберет и – на выход, обрубив концы. Как это сделать и когда – еще вопрос.

Утро, оно, как водится, мудренее.

Мужчины сдержанно попрощались.

Закрыв за Алексеем дверь, Захар распорядился:

– Давай, Ирин, возьми отпуск на недельку, поедем втроем к деду Захарию. Мне отдохнуть надо, устал я что-то совсем. И обдумать проблему на трезвую голову.

Она не противоречила и не спорила, об отпуске договорилась. С Никиткиными учителями в школе – тоже.

И они уехали.

Дед-то сразу смекнул: что-то не так у молодых. Спали-то они порознь и общались напряженно. Смекнуть-то смекнул, но молчал до поры.

А Захар приходил в себя. Парился часами в бане, в лес ходил, рыбачил – и все молчком да сторонкой ото всех – одиночничал.

Никитка порывался каждый раз с батей, да дед Захарий придерживал: не сейчас, дай отцу побыть одному, пусть отойдет, отболит, что мучает.

А мучило тяжко!

Он все думал: что не так сделал?

И не находил ответа.

То принимался Иринку обвинять, то оправдывал, то себя ругал, винил… И – шебуршил в ране свежей. Расковыривал. Понимал, что отпустил уже ее, что ж держать, только мучить друг друга.

А как же он?!

Как ему теперь жить? В какой новой реальности?..

В нем перегорали боль, обида, обвинения, оправдания, слезы.

И маяться бы ему еще долго, и дров бы он, может, наломал бы, если б не дед.

Вернулся как-то Захар с рыбалки, тихо вошел в дом и услышал разговор деда Захария с Ириной.

– Трудно ему сейчас, ой, как трудно. Однако справится он: Захарка сильный, ты и полсилы его не ведаешь. А себя не вини – любовь, она всегда как беда. А уж коль случилось, то радуйся, живи! Захарка молодец, вашу людскую любовь-уважение сохранить старается. Цени это, как алмаз. Ты для нас родная, дочь, а у родных счастью положено быть. Не забывай.

– Да как же забыть! – плакала Ирина. – Вы семья моя, самые родные!

– Вот и хорошо. А в жизни что только не случается – и-и-ить! Людьми надоть оставаться, и любить друг дружку, беречь, помогать и охранять.

У Захара, слушающего их разговор, будто просветление наступило! Чего он тут мается, изводится? Отрывать больно? Ну, раз решил, отрывай! Все просто – «людьми надо оставаться!»

И они остались людьми.

На свадьбу их он не пошел. Они приглашали, настойчиво, искренне. Но на работе предложили небольшую командировку, месяца на два, и он сразу согласился: рано ему было на общих мероприятиях встречаться с Ириной и Алексеем, не отболело еще…

А им – совет да любовь!

Даст бог, и у него сложится.

Но телеграмму поздравительную все ж таки с дороги послал…

А Никитке Алексей все доходчиво объяснил. Парню тринадцать лет только исполнилось, возраст еще тот! Вот пацан в соответствии с подростковым максимализмом и выступил в одно из утр их новой жизни за завтраком:

– И что?! – толкнуло «предъяву» новому маминому мужу противостоящее всему дите. – Я должен теперь вас «папой» называть?!

– Офонарел, что ли? – спокойно поинтересовался Алексей Павлович. – У тебя один-единственный отец – Захар Игнатьевич. Настоящий мужик и человек с большой буквы, и никаких иных отцов в твоей жизни быть не может! В твоей семье – все мужики с большой буквы: отец, дед, прадед. Мало кому из пацанов повезло иметь такие корни, но уж если повезло, то цени, учись у них быть сильным, стоящим. Я перед твоим отцом и дедами уважительно преклоняюсь, а тебе и подавно следует! Так что «дядя Леша» мне кажется вполне приемлемой формой обращения. А ты как считаешь?

– Мне тоже приемлемой, – согласился Никитка и улыбнулся по-мальчишески открыто и искренне.

– Для Никитки ничего так уж сильно не изменилось, – объяснял Зинаиде Захар, – кроме того, что в его жизнь вошел еще один стоящий мужчина. С родителями моими и дедом он общается так же, как и раньше. Да они все – и с моими, и с Ириниными – так и живут, родственно. Когда я в городе – сын со мной. Ну, не совсем так чтобы ничего не изменилось, он, понятное дело, живет в новой семье, у Ирины два года назад дочь родилась, Василиса, и сейчас она снова ребенка ждет. Просто новая семья как бы добавилась в старую. Моя мама Ирине помогала с дочкой, нянчилась…