Юрий Вяземский - Странный мальчик

Уже были съедены закуски и произнесены первые тосты за здоровье именинницы, ее родных и близких. Перед горячим объявили небольшой перерыв – молодежь удалилась в соседнюю комнату танцевать, а люди постарше остались за столом, с разрешения хозяйки достали кто трубки, кто сигареты и с удовольствием закурили.

Завязался разговор. Некоторое время он был беспредметным, пока один из гостей не упомянул о недавно прочитанной им статье известного нашего поэта. Речь в ней шла, однако, не о поэзии, а о пятилетнем или шестилетнем мальчике, который чуть ли не на каждом шагу одаривал окружающих афоризмами, удивительными по глубине и точности мысли. Некоторые из гостей, как оказалось, эту статью читали, к тому же почти каждый имел собственную точку зрения на вундеркиндов, так что на вскользь затронутую тему тут же откликнулись.

– На самом деле, это сложная проблема, – заметил незнакомый мне мужчина в массивных роговых очках с сильной диоптрией. – Проблема социальная прежде всего! То есть я имею в виду, что ярко и рано проявившаяся индивидуальность, обособленная вследствие того и даже в известной мере – я не побоюсь этого слова – отчужденная от ближайшего своего окружения, неизбежно вступает в конфликт с нормативной социосредой: будь то круг сверстников, школа, семья.

Уверен, что большинство сидевших за столом не поняли высказанного суждения, но дискуссии это не повредило.

– Слава Богу, мои дети не вундеркинды! – облегченно вздохнула моя соседка слева, полная женщина средних лет, с простым, приветливым лицом, мать троих детей.

– А я так считаю, – решительно заявил сидевший напротив человек угрюмой внешности, то ли инженер, то ли служащий треста, в котором работал муж именинницы, – что у нас сейчас одни вундеркинды, а нормальных детей раз, два – и обчелся. В годовалом возрасте отличил мать от отца – вундеркинд, в пять лет разучил тренькать на пианино «чижик-пыжик» – вундеркинд и так далее… Да чего тут говорить: сами из наших детей делаем вундеркиндов, а потом удивляемся, почему они вырастают такими олухами!

Кое-кто засмеялся, а моя соседка повторила:

– Слава Богу, в моих детях этого никогда не было. И учатся они вроде неплохо.

– Ну, вы суровы, Степан Иванович! – улыбнулась именинница, обращаясь к угрюмому гостю. – Уж на ваших-то детей грех жаловаться – такие воспитанные мальчики.

– Бросьте вы! Такие же олухи, как и все! – сердито махнул рукой Степан Иванович.

– По-моему, все-таки нельзя отрицать тот факт, что некоторые люди уже в раннем возрасте проявляют удивительную одаренность, – деликатно продолжала именинница, обернувшись к сидевшей по правую руку от нее импозантной особе в модном парике. – Вот Лаурочка, дочь всеми нами горячо любимой Альбины Сергеевны… Ведь теперь уже очевидно, что ребенок родился художником. Какие тут сомнения, если работы пятилетней девочки заняли первое место на всесоюзном конкурсе детского рисунка! А с какой радостью, с какой самоотдачей она рисует; родителям приходится силой отрывать девочку от любимого занятия и укладывать спать. Правда, Альбиночка?

Альбина Сергеевна, ничуть не смутившись нарочито привлеченным к ней вниманием, тотчас же принялась живописать последние достижения своей дочери: к славе Лаурочки она давно привыкла. Но угрюмый Степан Иванович прервал ее рассказ сердитым восклицанием:

– Робертино Лоретти!

Альбина Сергеевна обиженно умолкла, а именинница удивленно покосилась на Степана Ивановича.

– Что-то я не поняла, Степан Иванович, при чем тут Робертино.

– А при том, – еще сердитее ответил тот, – что тоже, понимаете, гремел по всему миру, в каждой, простите за выражение, парикмахерской. А как подрос, как голос у него поломался, так ни слуху ни духу – исчез Робертино! Вот вам и проблема вундеркиндов. Цирк это, а не искусство!

За столом наступило неловкое молчание. И тут на помощь пришел мой знакомый, Николай Николаевич Полторак.

Надо сказать, что человек он довольно оригинальный. Кто он по образованию, я так, честно говоря, и не понял, хотя знаком с ним давно: историк, психолог, журналист? То я встречаю в «Вопросах философии» его сложную научную статью о моделировании человеческого мышления; то смотрю по телевизору снятый по сценарию Полторака научно-популярный фильм о новейших операциях на глазе; то при содействии редакции журнала «Вокруг света» отправляюсь вместе с Николаем Николаевичем в какую-нибудь экзотическую африканскую страну, где участвую в раскопках стоянки доисторического человека. Понятия не имею, где работает Полторак. Впрочем, как бы то ни было, человек он интересный, к тому же хороший рассказчик. Обычно придет в компанию, скромненько устроится в темном углу и оттуда незаметно зыркает зелеными своими глазищами, словно ощупывает ими собравшихся, взвешивает и приценивается. Слова не скажет, но если вдруг заговорит, то непременно выдаст рассказ, с выражением, в лицах и тому подобное… Короче, умеет.

И в этот раз, неожиданно вступив в разговор, Полторак увлек присутствующих своей историей и как бы сгладил бестактность, допущенную угрюмым Степаном Ивановичем в отношении Альбины Сергеевны и ее дочки.

Начал он, как всегда, без предисловия:

– Однажды я случайно познакомился с довольно любопытным подростком. С тех пор прошло много лет, но я хорошо помню эту встречу.

Я шел по улице, увидел впереди себя какого-то странно одетого мальчика, обогнал его и пошел дальше. Но мальчишке, видно, это не понравилось, так как он догнал меня, обежал и снова пошел впереди, быстро переставляя ноги и то и дело оглядываясь. На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать, но одет он был как маленький: хотя стояла теплая погода, на голове у мальчишки была шерстяная шапка с наушниками – вы представляете себе, что я имею в виду? – вокруг шеи несколько раз обернут толстый вязаный шарф, а на ногах – зимние войлочные ботинки с галошами. В его возрасте в таком виде обычно разгуливают умственно отсталые дети. Поначалу я и принял его за такого.

Мы прошли с полквартала. Расстояние между нами то увеличивалось, то сокращалось настолько, что я едва не наступал парню на пятки. Дойдя до перекрестка, я свернул в боковую улицу. Но странный подросток и тут не оставил меня: повернул следом, бегом обогнал и засеменил впереди, сердито оборачиваясь. Меня же разобрало любопытство и этакий ребячий задор: а вот шиш тебе! Хоть ты и настырный такой, не уступлю!

Я прибавил шагу, пытаясь догнать мальчишку, но тот старался из последних сил и не давал мне обойти себя, пока на одном из поворотов улицы я не срезал угол, оказавшись впереди. И тут же услышал у себя за спиной возмущенный голос: «Нечестно! Нечестно так!»