Маша Трауб - Соня и Александра

– Ты будешь пить утром виски? – ахнула Соня.

Недоумение на ее лице сменилось ужасом. Она не знала, чего еще ждать. Ведь никогда он не вел себя настолько странно и непредсказуемо. Ладно, истерика на серпантине, утренние исчезновения и ее вынужденное одиночество, но виски с утра – это было чересчур даже для него. Но Соня тут же заулыбалась, получив из рук Константина бокал белого вина, который немедленно и выпила.

– Очень вкусно, – сказал Владимир Константину.

– Да, мама прекрасно готовит. А когда у нее есть настроение, она делает такое овощное рагу! Попросите, ей будет приятно, да и я люблю ее рагу, тоже поем. Мама готовит лучше Макса, только ему об этом не говорите! – гордо сказал Константин.

– Я люблю рагу, – признался Владимир.

– Ты мне никогда этого не говорил, – надула губки Соня, но тут же успокоилась, получив еще один бокал вина.

Ирэна, закончив с завтраком, вышла из кухни – она повязала фартук поверх купальника и парео и сейчас развязывала тесемки.

В этот момент на поляне появился Дмитрий. Ирэна его заметила раньше, чем он ее, и с интересом наблюдала, как он будет выкручиваться. Дмитрий огляделся в поисках благовидного предлога и схватил шланг, который так и валялся под ногами.

– Я поливал, – сказал он, оправдываясь.

– Так, я иду плавать и загорать, – заявила Ирэна, освобождаясь от фартука. – А когда вернусь, чтобы у меня была банка краски. Поговори, наконец, с Константином как мужчина с мужчиной. Да, и если я увижу, что пропала бутылка виски, вы знаете, что будет. И пока я на пляже, чтобы тут все было в порядке! Вы меня поняли? Константин! Тебя это тоже касается! И верни Элину – она мне нужна. Или найди другую официантку. Все, я ушла.

– Конечно, поплавай, отдохни, только не волнуйся, – заверил ее Дмитрий.

– Да, мамуля, – ласково сказал Константин.

Ирэна ушла на пляж. Дмитрий, выждав несколько минут, тоже направился к пляжу, но другой дорогой – через детскую площадку, грядку с помидорами, приговаривая: «Моя ласточка, ты меня ждешь? Сейчас. Уже иду. Моя красавица…»

Константин, не смутившись ни на минуту, взял из бара бутылку виски и обратился к Владимиру:

– Все нормально. Виски – за счет заведения. Мама покрасит что-нибудь и успокоится.

На пляж Соня и Владимир шли уже в легком подпитии. На часах было одиннадцать. Владимир боролся с противоречивыми желаниями: ему хотелось позвонить Александре, но он не решался звонить в не совсем трезвом виде, тем более с утра. Он хотел обнять Соню и поговорить с ней по душам, но боялся, что разговор обернется слезами и скандалом. Он хотел окунуться в прохладную воду и в то же время нестерпимо хотел спать. Он хотел пойти в другую сторону, узнать, что находится справа, изведать окрестности и хотел лечь на шезлонг и смотреть на море. Он хотел всего и сразу.

На пляже они увидели странного мужчину, который, судя по всему, с прошлого вечера не переодевался – та же грязная футболка, те же порванные шорты. Он играл с собакой, бросая ей в воду мяч. Собака залезала в воду, доставала мяч, потом отфыркивалась и снова бежала в море. Ирэна расположилась здесь же и наблюдала за игрой, что подтверждало версию Давида: этот странный мужчина – ее муж, в этом уже можно было не сомневаться. Мужчина бросал мячик в сторону Ирэны, собака неслась за игрушкой, обдавая порцией песка, мужчина хохотал и строил смешные рожи. Ирэна улыбалась.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила Соня.

Владимир не ответил.

Им навстречу шла заплаканная домработница Надя и несла в руках пляжные полотенца.

– Здравствуйте, – Соня немедленно сделалась приветливой, но требовательной гостьей. – А вы не могли бы убрать у нас в доме до обеда?

– Нет, не смогу сегодня. Завтра уберу, – Надя утерлась краем полотенца. Видимо, использовать гостевое белье вместо платков вошло у нее в привычку.

– Почему? – Соня опешила от такой дерзости домработницы.

– Макс. Ему плохо, – Надя обтерла лицо полотенцем. – Сердце. Невеста его распрекрасная, вдовушка богатая, уехала и даже не попрощалась. Он переживает, язва обострилась. Мне ему кашу сварить надо и бульон на обед. Так каждый раз. Ему нельзя нервничать. И пить нельзя. А он выпил. Я недоглядела. Знаете, он хоть и повар, а любит мои каши. Говорит, что такие каши даже в ресторанах готовить не умеют. Конечно, не умеют. Я и ванили не жалею, и мед добавляю, а потом блендером взбиваю, как ребенку, чтобы вкуснее было. Он никак секрет мой не раскроет. Очень ему плохо. Страдает. Все понять не может, почему она уехала. А я его лечу, кормлю, таблетки даю. Жалко его, дурака старого. Завтра у вас все уберу. Пойду, а то он ждет. Другим готовить может, а себе нет. С голоду помрет, а даже бутерброд не сделает. И меня не отпускает – хочет, чтобы я с ним рядом сидела, за руку держала. Вот насилу вырвалась хоть полотенца разложить…

Домработница ушла, продолжая всхлипывать.

– Она его очень любит, – сказала Соня с завистью. То ли к Наде, которая способна на такую безответную любовь, то ли к Максу, который удостоился такого чувства.

– Соня… – начал Владимир, не зная, как подступиться к главному. Что не может, больше не в состоянии, находиться рядом с ней. Что она ему чужая.

– Почему мужчины не видят дальше своего носа? – вдруг вспыхнула она. Гнев не очень шел ее хорошенькому личику, но Владимира поразила страсть, с которой говорила Соня, так ей не свойственная. – Почему так жестоко поступают?

– Обычная ситуация. Зачем Максу домработница? Наверняка та женщина и моложе, и интереснее… Ему женщина нужна, а не сиделка.

– Что ты такое говоришь?

Соня посмотрела на Владимира с ненавистью. Он никогда, ни разу не видел ее такой. Не девушкой с кукольным личиком и ментальной незрелостью, а женщиной, у которой за плечами прожитые годы – и не самые счастливые годы. Соня в утреннем свете, бледная, со стершимися со щек ямочками, выглядела старше своих лет. Она не была красивой. Она была женщиной, добившейся, вырвавшей у судьбы шанс. Такую женщину нельзя было любить.

– Соня…

– Скажи, ты меня любишь? – перебила она.

– Ну что ты от меня хочешь услышать?

– Я хочу знать, почему мы вместе, зачем ты со мной живешь, если думаешь о другой?

Владимиру будто дали под дых. Он и предположить не мог, что Соня что-то замечает, что он настолько громко думает, что его внутренние монологи с Александрой слышит даже Соня.

– Я для тебя пустое место, – сказала она спокойно, констатируя факт.

– Неправда, – ответил он.

– Правда! Мы вообще чужие люди. Ты такой же, как все! Такой же, как Макс! Ты уходишь, оставляешь меня одну. Ты испортил мне отдых! Я видеть тебя не могу!

Соня вдруг заплакала, развернулась и пошла в сторону дома.

– Что я сделал-то? – крикнул вслед Владимир.