Наталия Баринова - Гость из прошлого

– Что еще скажешь?!

– Отличная партия. Он перспективный врач. Если попадет в хорошие руки – карьера обеспечена. Прислушайся, Шура! Ты же знаешь, я нечасто пристаю к тебе с советами.

Это была сущая правда. Обычно Римму Григорьевну абсолютно не интересовала личная жизнь дочери. Саша успела привыкнуть к этому и поэтому не нуждалась в комментариях, пожеланиях. Она знала, что в состоянии самостоятельно разобраться с возникшей ситуацией. Взрослый мужчина, робеющий в ее присутствии как мальчишка, – это было нечто новое, гарантирующее острые ощущения. Тогда ему не стоило большого труда привлечь ее внимание. Он был ей интересен одной сумасшедшей разницей в возрасте – пятнадцать лет. Саше льстило его внимание, его застенчивость, когда она пыталась вести себя раскованно. Но вот парадокс: очень скоро все то, что влекло Александру к Прохорову, с еще большей силой отвернуло ее от него. Ничего серьезного так и не получилось. Она поняла, что не сможет быть с этим мужчиной и в горе, и в радости. Открытие поначалу выбило ее из колеи, вызвало саднящее чувство вины, а потом переросло в равнодушное созерцание его паники, его разочарования.

С высоты прожитых лет можно было попытаться понять причину столь резкой перемены в ее настроении, но Саша не делала этого никогда. Тогда она сказала себе, что есть два варианта. Первый – никто не виноват в произошедшем. Второй – виноваты оба. Философское умозаключение, совершенно неконкретное, безликое, удовлетворяло Лескову все эти годы. Разбираясь в судьбах своих клиентов, Саша умело отметала любые намеки периодически пробуждающейся совести высветить темные пятна своей судьбы. Она не хотела увеличивать количество своих промахов. А сейчас убеждала себя, что звонок Прохорову после стольких лет молчания, после всего, что их связывало, не станет еще одним звеном в цепи непоправимых ошибок.

– Алло! Вас не слышно… – устало произнес Дмитрий Ильич, но Лескова молчала, закрыв микрофон ладонью.

Она не могла заговорить. Ведь это очень важно, какими будут ее первые слова. После их встречи на похоронах прошло всего два дня. Мужчина, которому она выражала соболезнования, был ей не знаком. Он не имел ничего общего с дерзким, в меру самоуверенным Дмитрием Прохоровым, каким она запомнила его. Этого постаревшего, располневшего мужчину с пустыми, потухшими глазами она не знала. Он вызывал не восхищение, а жалость. Разрушительное чувство. Под его воздействием все поступки обречены на неудачу и напрасно надеяться на что-то созидательное.

Саше хотелось плакать. От спазма в горле мог спасти глоток минералки. Дрожащей рукой Саша потянулась к стакану. На том конце телефонного провода положили трубку. Спустя пару минут, она снова набрала номер, намереваясь извиниться. Она обязательно найдет нужные слова. Хотя наивно надеяться, что Прохоров обрадуется ее звонку.

– Алло! Говорите же… – он устало вздохнул. – Отзовитесь или больше не звоните.

– Дима, здравствуй, – выдохнула Саша.

– Кто это? – равнодушно поинтересовался Дмитрий.

– Саша Лескова.

– Саша? – в голосе никаких эмоций. Все верно. Сейчас его вряд ли можно чем-то удивить.

– Ты можешь говорить?

– Могу.

– Извини, это я только что звонила. Услышала твой голос и растерялась.

– Это на тебя не похоже.

– Мы все меняемся.

– Согласен. Что ты хотела, Саша?

– Узнать, как ты?

– Плохо.

– Я могу помочь, – неожиданно произнесла Саша.

– Не помню, чтобы я просил об этом.

– Дима, нам нужно встретиться.

– Что? – Прохоров закашлял.

– Дима, давай встретимся.

– Третий день, как я похоронил сына, – мрачно произнес Прохоров. – Ты считаешь, я созрел для выхода в свет?

– Ты меня неправильно понял.

– Извини, если у тебя все, я бы предпочел попрощаться.

Саша закусила губу. А на что она надеялась? Ее звонок – нелогичное звено давно разорванной цепи. Сколько лет они не виделись, не разговаривали? Даже вспомнить трудно. Наверное, пару лет назад она случайно увидела его на одном из перекрестков: Прохоров сидел за рулем «пассата», выглядел усталым, и поэтому Саша, проходившая мимо в потоке пешеходов, решила не привлекать к себе внимание. Она могла легенько стукнуть по бамперу и, улыбнувшись, помахать рукой, но вместо этого гордо продефилировала мимо. Тогда она решила, что говорить не о чем. Сейчас она пыталась снова вторгнуться в его жизнь. Лескова затруднялась ответить, кто больше нуждался в этом: она или убитый горем Дмитрий Ильич?

– Дима, я психолог. У меня кабинет на Правдинской. Я хотела помочь тебе пережить… справиться с…

– Как ты собираешься мне помочь, если не можешь даже в телефонном разговоре подобрать слова? – Прохоров вздохнул. – Да и к психологу приходят без приглашения, по необходимости, насколько я понимаю.

– У нас с тобой особый случай.

– У нас? Оставь, Саша. Не знаю, зачем ты звонишь, но я давно считал, что ты живешь на Марсе, а я – на Земле. Это расстояние непреодолимо. – Последовала пауза, во время которой Александра услышала характерный булькающий звук. – Это я налил за царство небесное моего Илюши.

– Ты один дома?

– Да.

– А Света? – в этот момент Лесковой было не до деликатности.

– Она у себя, – Дмитрий нехорошо засмеялся. – Мы пьем отдельно, но по одному поводу.

– Не нужно, Дима… – Саша крепко сжала телефонную трубку.

– Какое тебе дело, девочка? – он непроизвольно обратился к ней так, как делал это в пору их короткого романа. – Зачем ты объявилась? Живи своей жизнью. Каждый выбрал свой путь. Надеюсь, ты счастлива, а меня жалеть не нужно. Спасибо за сочувствие. Я вобрал его, как губка воду. Прощай.

Он снова положил трубку, и на этот раз Александра не собиралась перезванивать. Она глотала слезы, пытаясь закурить последнюю сигарету. Зажигалка выдавала яркую искру и только. Это была та самая последняя капля. Лескова швырнула зажигалку, измяла в пальцах сигарету. Коричневый табак рассыпался по столу, клавиатуре ноутбука.

– Идиотка… – прошептала Саша, вытирая бегущие слезы.

Она точно знала, что не успокоится до тех пор, пока в этом кресле напротив не будет сидеть Дмитрий Ильич. Кажется, у них много общего. Несмотря на то что ее записали в марсианки, проблемы Александры оставались вполне земными. Их разрешить непросто, но попытаться стоит.

Светлана открыла глаза, сощурилась от яркого света. Повернувшись на другой бок, почувствовала неприятный запах. Что это? Оказывается, на полу стоит поднос с пустыми бутылками из-под пива и водки, а на маленьком блюдце – несколько кусочков селедки и вялые перья зеленого лука. На ковре разбросаны куски хлеба, огурцов и раздавленные помидоры. Закрыв глаза, чтобы не видеть этого беспорядка, Светлана для верности отвернулась, положила на голову подушку, прижала ее к уху. Теперь звуки улицы стали отдаленными. Как надоел первый этаж – все, что творится за окном, происходит словно у тебя в квартире: смех и крики детей, ругань дворника, шум и выхлопы проезжающих по двору автомобилей. Утром все это особенно раздражало.