Анатолий Михайлов - У нас в саду жулики (сборник)

И накануне письменной математики мой репетитор маме позвонил и еще раз ей напомнил, чтобы я к нему после экзамена обязательно зашел. Все за меня переживал: справлюсь ли я в его отсутствие с поставленной задачей. И мама его успокоила.

А на экзамене я очень удивился, когда вдруг увидел его в зале. Заложив за спину руки и с красной повязкой на рукаве, он прохаживался между рядами и строго следил за порядком. И несколько абитуриентов даже вывел на чистую воду. За разговоры. И на следующий свой экзамен они уже больше не пришли.

Когда он проходил мимо меня, то я хотел ему сказать, что мама мне все передала и я к нему вечером приду. Но он сделал вид, что мы с ним совсем не знакомы.

А когда я к нему пришел, то у него на столе почему-то лежал мой черновик и рядом с черновиком – еще не заполненный экзаменационный бланк, а чистовик, наверно, еще проверяют. Но оказалось, что все уже давно проверено. И когда я как следует пригляделся, то увидел, что мой черновик совсем не черновик, а чистовик, просто на нем уже все исправлено. И поэтому не совсем чисто. И чтобы все было чисто, я должен своей рукой все переписать.

Наклонив голову набок, я сидел и переписывал, а мой репетитор, скрестив руки на груди, стоял у меня за спиной. А потом протянул промокашку и, еще раз все внимательно проверив, спрятал мою работу к себе в портфель.

В это время раздался звонок, и, взглянув на часы, он пошел открывать, и на пороге уже появился следующий. И, как потом выяснилось, тоже сын полковника.

Только полковником у него был папа.

И этот мой невольный побратим потом оказался и моим однокурсником, и мы с ним попали в одну группу и даже ездили вместе на целину. И он потом с гордостью всем рассказывал, что когда поступал в институт, то набрал двадцать пять баллов из двадцати пяти возможных!

А теперь, говорят, вышел в люди и, вроде моей мамы, преподает начертательную геометрию.

И на следующий день я пошел сдавать за своего товарища по подворотне французский язык.

Мы заканчивали с ним школу и вместе готовились к выпускному вечеру. И на выпускном вечере в вестибюле дежурил милиционер. Но мы все равно пронесли.

Спустили из туалета веревку и внизу привязывали «горючее». А ночью, когда все пошли на Красную площадь, то я уже никуда идти не мог и остался в школе. Положив на парту локти, я уткнулся в рукав пиджака. А наутро меня растолкала уборщица, и в туалете я вывернул на всю катушку кран и, бросив пиджак на кафель, подставил под струю голову.

Мой товарищ решил, что если он поступит в Институт народного хозяйства, то потом ему будет легче воровать.

На его экзаменационный лист мы наклеили мою фотокарточку и подрисовали государственную печать. И потом он мне объяснил, в какую сторону я должен буду бежать. Если меня вдруг попутают. А сам он будет стоять на атасе.

Но меня так никто и не попутал.

Моему товарищу поставили «отлично», но он все равно так никуда и не поступил. Не сдал математику. И только напрасно поставил мне бутылку.

И теперь, наверно, все равно ворует. Только без высшего образования.

А с физиком все было гораздо проще.

Он меня что-то спрашивает, а я ему в ответ просто сижу и нагло так улыбаюсь.

Ну, какой может быть еще разговор, когда уже и так все ясно. Ведь все равно поставит «отлично».

И, конечно, поставил. А когда заполнял мой экзаменационный лист, то как будто подписывал ордер на обыск. И не совсем понятно, кому: себе или мне?

…И вот наши с ним пути-дороги опять перехлестнулись. Я уже давно студент, и мой репетитор по физике ведет у нас на курсе практические занятия. И все не ставит и не ставит мне «зачет».

Я ему что-то отвечаю, а он просто сидит и смотрит. И даже совсем не улыбается.

И я к нему все хожу и хожу… Но с пятого захода все равно поставил.

Экзамен по истории партии принимает инвалид Великой Отечественной войны. Он совсем слепой, и, обложившись «Кратким курсом», вся аудитория поголовно списывает.

И я сначала тоже списывал вместе со всеми. Но мне потом стало стыдно, что мы обманываем слепого, и тогда я списывать прекратил.

Свое сочинение я написал раньше всех. Все еще не закончили черновики, а я уже сдал чистовик.

И меня даже спросили, а где же ваш черновик: оказывается, надо сдавать и то, и другое. А я уже и забыл. Такое правило. И я им сказал, что теперь у меня один чистовик.

А закончил я свое сочинение так. Вместо того чтобы прислушаться к предложению Александра Сергеевича, я сам себе задал вопрос: «Так НУЖЕН ЛИ Я ТАКОЙ ОТЧИЗНЕ?» И никаких других знаков препинания больше не поставил.

И потом я пришел в деканат, где висели списки допущенных на следующий экзамен, и моей фамилии в этих списках почему-то не оказалось. И я пошел выяснять, потому что, если у тебя даже и неуд, то все равно тебе обязаны твою работу показать.

А в пьяном виде на Матвеевской я оказался совсем неожиданно. Когда Зоя собиралась на материк, то накануне отлета, нарисовавшись после «шампанского с гарниром» в самый разгар проводин, я в шесть часов утра перед рывком на плавбазу в Спафарьево поехал Зою провожать, и, когда уже взвешивали багаж, вдруг подвернулся лишний билет (хотя билетов на отпускной июнь нет уже к середине апреля) и, все еще косого, Зоя посадила меня в самолет, и я пришел в себя, когда уже взлетели, а в Красноярске, помнишь, дал тебе телеграмму, и, вместо Охотского моря, вечером сидел у тебя на кухне. Сережа и Саша смотрели по телевизору футбол, а Зоя мылась в ванной. А когда из ванной вышла, то пили с вареньем чай. А потом пришел Старик, и Зоя пошла с детьми спать, а мы еще сидели и всю ночь до утра разговаривали. И Зоя потом сказала, что ты ей показался хитрожопый, и что я среди вас вроде как дурачок, а Валя как будто наш командир.

1

Сегодня у нас праздник, и в ожидании Старика мы сидим на Володиной кухне и с нетерпением поглядываем на часы. Скоро одиннадцать, но раньше двенадцати Валя никогда не приходит. Все ждут звонка, но, вместо того чтобы послышаться из передней, он, исполняя обязанности сигнальной ракеты, раздается на столе: к Валиному приходу уже приготовлен овощной салат, и, корректируя его компоненты, Валя вносит последние поправки. Верочка вешает трубку и достает из холодильника морковку. Соскабливает с нее кожуру и, сполоснув морковку под краном, вытаскивает из ящика терку.