Павел Басинский - Скрипач не нужен

Первое чувство: шок, оторопь, возмущение! Как?! У нас?! В стране, победившей фашизм?! В стране, где живы ветераны Отечественной войны 1941–1945 годов, где живут дети, внуки и правнуки тех, кто с этой войны не вернулся, где до сих пор поисковые отряды находят кости «неизвестных солдат» и хоронят их в братских могилах?!

Но, как говорил герой-следователь в исполнении замечательного Георгия Буркова из одного забытого советского фильма: «Не будем нервничать и давайте спокойно разберемся…»

Если кто-то думает, что выход романа доктора Геббельса – это признак именно нашего невежества, нашей бескультурности, то он глубоко заблуждается. Предвидя реакцию на книгу, издательство «Алгоритм» прибегло к своего рода «отмазке», напечатав в аннотации такие слова: «Роман “Михаэль” в 1987 году был издан в переводе на английский язык в Нью-Йорке издательством Amok Press ».

«Отмазка» – не самая удачная. Как бы ни относиться к издательству «Алгоритм» – а оно вызывало массу нареканий и несколько раз не было допущено на международную книжную ярмарку non / fiction за пропаганду национализма, – это издательство отнюдь не мелкое, не «маргинальное», но, напротив, агрессивно-коммерческое, сумевшее занять свою нишу в весьма сложной структуре российского книжного рынка. Состав его книг очень пестрый: здесь и русская религиозная философия, и труды филолога и историка Вадима Кожинова, Игоря Шафаревича, и панегирики «мудрому государственнику» Иосифу Сталину, и историческая публицистика Михаила Задорнова, и мемуары Валерия Золотухина, и многое другое…

Книги «Алгоритма» стройными рядами стоят в крупных книжных магазинах и, что гораздо более важно, в магазинах маленьких, в супермаркетах, и даже в газетных киосках, где залежалый товар не держат. Это и понятно: интерес к вышеозначенному литературному спектру в нашей стране был и остается высоким.

Издательство Amok Press как раз исключительно «маргинальное». Его соучредителем выступил скандально знаменитый американский публицист Адам Парфрей, составитель «культового» в радикальных художественных кругах издания «Культура Апокалипсиса», которое было запрещено в нескольких странах, в том числе и в России (с этим было, в частности, связано крушение екатеринбургского издательства «Ультра. Культура»). Книга «Культура Апокалипсиса» представляет собой собрание статей и интервью, посвященных оккультизму, сатанизму, садомазохизму и другим паранормальным областям человеческой жизни. Слово “Amok” (малайское meng-вmok – впасть в слепую ярость, убивать) означает психическое состояние, свойственное жителям Малайзии и Филиппин, характеризующееся резким двигательным возбуждением и агрессивными действиями, беспричинным нападением на людей и т. п.

В этой компании (имею в виду не Парфрея, а персонажей его книги) доктору Геббельсу, несомненно, самое место.

Но уж никак не в серии «Проза великих». Ранний опус Геббельса – это классический пример того, как из неудавшегося писателя рождается идеолог террора и человеконенавистничества. Вообще, существует некий закон: поскреби всякого теоретика такого сорта – и непременно доскребешься либо до сентиментальных стишков юности, либо до «актуальной» прозы, написанной в духе времени, но не более того. Амбиций – океан, а творческих ресурсов не хватает. Не Гёте, не Толстой. Выход здесь один – «пасти народы».

Но не будем торопиться. Сама по себе фигура Геббельса – отнюдь не запретная тема для свободного мира. В частности, его дневники тридцатых и сороковых годов в свое время издавались в США, Англии, Италии и даже во Франции, проигравшей, в отличие от нас, войну с Германией. И это понятно – историческая память не только воспоминание о славных победах, но и горечь поражения, и попытка разобраться в тех, кто творил кровавую историю ХХ века. Хотя бы для того, чтобы вычислять подобные фигуры на ранней стадии их зарождения. Для серьезного историка и филолога тот факт, что Геббельс в молодости увлекался немецким символизмом и неоромантизмом, на самом деле очень о многом говорит. Этим же и в те же самые годы увлекался и великий немецкий писатель Томас Манн. Так что культурный «бэкграунд» у них с Геббельсом вроде бы один – Ницше, Достоевский, своеобразно трактуемое Евангелие. Но какие разные результаты! В страшном сне нельзя себе представить, чтобы Томас Манн идеологически обосновал уничтожение миллионов людей, а закончил свой путь убийством своих детей и собственным самоубийством.

И в этом, хотим мы того или нет, нам придется разбираться. Потому что история – вещь не линейная. Она, по гениальному определению Александра Твардовского, развивается не этапами, а волнами. И очень трудно предсказать, какая волна из прошлого и когда нас настигнет. Жить с «широко закрытыми глазами», может быть, и комфортно, но небезопасно. Как, впрочем, и смешивать исторические источники с актуальной, а уж тем более великой прозой.

16 августа 2013

Вопрос на засыпку: сколько памятников Льву Николаевичу Толстому есть в России? Сто? Пятьдесят? Тридцать пять? Ответы неправильные. Памятников Льву Толстому в России на сегодняшний день существует всего семь. Последние два – открыты на позапрошлой неделе в Подмосковье. Один – в Пушкино, другой – в Подольске. Вот и всё, чем мы увековечили в камне и бронзе писателя и философа, о котором знает весь мир и который давно является одним из главных, если не главнейшим «брендом» России.

Позор! – скажет кто-то. Нет, не думаю. Во-первых, это Ленина ставили где ни попадя, где он ни разу не бывал. Во-вторых, Лев Николаевич крайне не любил памятники, даже Пушкину, без которого сегодня непредставима Москва. «На Твербуле у Пампуша…» и так далее. И наконец, не в камне и бронзе – счастье.

У хорошего памятника должна быть своя аура и своя «история», без которых он останется истуканом, продукцией завода художественного литья. Поэтому бывают памятники неказистые, но запоминающиеся. А есть «казистые» и… бессмысленные.

Прекрасный памятник я увидел в советское время в городе Чернь Тульской области. Толстой и Тургенев в исполнении Студеникина и Шимеса. Два гения стоят рядом и не смотрят друг на друга. Опять повздорили! А может, на дуэль приехали (было и такое, чуть не убили один другого из ружей!). И место для скульптуры замечательное: Чернь находится на границе Тульской и Орловской губерний, по дороге между Ясной Поляной и Спасским-Лутовиновым. Вот об этом я и говорил. Есть аура места, есть «история» – есть памятник.

Открытый в начале октября в подмосковном Пушкино памятник Толстому вроде не имеет ауры места. Хотя все-таки имеет, памятник стоит в сквере на улице Льва Толстого. К стыду своему, я даже не знаю, бывал ли Толстой в Пушкино, надо проверить. Вот в Подольске он точно бывал, потому что, по дороге из Москвы в Ясную Поляну, куда трижды ходил пешком (двести с лишним километров!). Но «история» «пушкинского» Толстого удивительна!