Елена Чижова - Планета грибов

Мужик с веревкой запрокинул голову и крикнул неразборчиво.

Бока трактора вспучились надсадным ревом. Не выдерживая железного натиска, ветки разжали пальцы. Темный ствол качнулся, подаваясь вперед.

Другой мужик поднял руку и потряс топором. Вспыхнуло: «Как дикарь – палкой-копалкой».

Кряхтя и мелко перебирая ветвями, вековая сосна двинулась вперед, преодолевая сопротивление воздуха – разрывая твердь небес. Огромный ком свившихся корней поднялся и замер, как крик.

Трактор передернул ковшом, будто отряхнул испачканную руку.

На том месте, где только что стояла крона, сиял солнечный диск. Гладкий и ясно очерченный, словно витраж, выполненный на пустой небесной тверди. Он ужаснулся и отпрянул от окна.

То, что случилось, казалось невозможным, но оно случилось: ствол двинулся вперед. «Как… как Бирнамский лес, который не мог, но все-таки пошел на замок…»

Ходил, меряя шагами пространство чердака. Из-под стропил тянуло жаром, будто солнце наложило на крышу пылающие лучи.

Это ж надо! Что хотят, то и делают!..

Лишь бы отвлечься от родительских голосов, он выглянул снова.

Трактор успел уехать. Внизу работали мужики: суетились у ствола, обрубая ветки. Точнее, обрубал один, второй оттаскивал в лес, складывал кучей за ближними деревьями. Машина, которую отогнали от греха, стояла на прежнем месте. В кабине никого не было.

Раньше хоть лесника боялись… А теперь никого: ни бога, ни черта…

«Бог-то здесь при чем!» – он бросил раздраженно, не оборачиваясь.

Покончив с ветками, мужики возились с бензопилой: тот, кто орудовал топором, пытался запустить мотор. Мотор захлебывался, испуская бензиновую вонь.

Бог ни при чем , – они согласились. – А страх все равно нужен…

«Ага. Все остальное есть. Одного страха не хватает… Уж чего-чего…» – ответил и тут же пожалел: зря. Все равно не поймут. В искаженном мире, в котором они существовали, это слово имело другое значение: страх – синоним преданности и любви.

Мужики водрузили пилу на бетонную плиту. Склонясь над механизмом, озабоченно ковыряли внутренности.

– Не… Мертвая, – мужик, стоявший справа, разогнул спину. – Масла надо. У меня хорошее, с присадками.

– Может, пообедаем… – мужик, стоявший слева, почесал живот. – А то брюхо подвело, с утра не жравши…

Он слышал каждое слово, будто разговаривали под самым окном.

Подхватив пилу, мужики отправились восвояси.

«Да, пообедать, надо пообедать», – он спустился вниз, не чувствуя ступеней, почти не держась за поручень. Направился к времянке, намереваясь разогреть обед, но почему-то свернул.

Верхние ветки тянулись к его калитке. Дальше начинался голый ствол. Из него торчали культяпки – все, что осталось от нижних веток: их отрубили и отволокли в лес. Куча, вспухающая хвоей, высилась над травянистым подлеском. «Нет, на армию не хватит», – окинул взглядом, будто оценивая мощь вражеского войска.

Под вздыбленным комлем зияла яма. «Срубили – теперь обязаны засыпать, забросать землей. Мало ли, ночью, в темноте… Можно провалиться, сломать ногу…»

Обойдя поваленное дерево, он сел на бетонную плиту. От бетона тянуло холодом… Но главное – страх, липкий, будто дерево, сваленное трактором, каким-то непостижимым образом соотносилось с его собственной жизнью.

«Я не дерево, я – человек… Бирнамский лес…» – Марлен бы его понял. Макбет – единственное, на чем сошлись бесспорно. Приветствуя друг друга, обменивались восклицаниями: «Будь здрав, Кавдорский тан!» – «Будь здрав, король в грядущем!»

В пышечной они взяли по восемь пышек – это он тоже запомнил.

«Хорошо им было: грешники, праведники… Прям не Страшный Суд, а одно удовольствие, – Марлен засмеялся. – Суди – не хочу… А представляешь, когда туда явятся наши люди ». Он смотрел на губы, измазанные белой пудрой. Вытянул из стакана бумажку – в пышечной их ставили вместо салфеток, – хотел протянуть, но передумал, вытер свои. «Потеха! – Марлен принялся за вторую пышку. – Надеюсь, бедняжкам-демонам хватит времени, чтобы унести ноги».

Он тоже засмеялся, потому что представил себе простодушных грешников древних времен, когда они сойдутся лицом к лицу с теми, кто жил в двадцатом веке. Что-то похожее встречал и в литературе. Авторы рассуждали о новой сущности Зла. Задавались вопросом: можно ли продолжать исповедовать традиционные религии и верить в прежнего бога после Холокоста – великой Катастрофы, унесшей шесть миллионов жизней? Фашизм, коммунизм… Конечно, много общего, но все-таки здесь, с нашей стороны, не только жертвы, много и хорошего: тот же космос, о котором упомянул Марлен, да и Победа – тоже со счетов не сбросишь.

«Слушай, а Страшный Суд – это только у нас?»

«Как это – у нас?» – Марлен закашлялся, видимо, поперхнулся.

«Ну, в смысле… У буддистов или индуистов, у них – тоже?» – «А черт их знает! Но ад точно есть. Называется на́рака или нара́ка. Не знаю, как правильно. Кстати, там тоже концентрические круги. И грешники согласно категориям: чем глубже, тем страшнее. Правда, со своими примочками. В первом круге – бездетные, хотя, казалось бы, уж они-то в чем виноваты? Во втором – души, ожидающие второго воплощения. Тут уж многое зависит от самого клиента: кому как повезет. Кто – снова в человека, вроде как вторая попытка. А если особенно нагрешил, тогда в паука, или в шмеля, или в червяка какого-нибудь, – похоже, мысль о червяке Марлену и самому понравилась, во всяком случае, он ужасно развеселился. – Потом не помню, тоже какие-то деятели, надеюсь, члены компартии Индии. Интересная история в пятом: тех, кто угодил туда, терзают ядовитые насекомые, дикие звери и птицы. Как ты думаешь, что имеется в виду?» – «Не знаю». – «А я тебе скажу, – Марлен изрек торжественно, словно сам же и создал этот пятый круг. – Ядовитые насекомые воплощают собой укоры совести. Представляешь? Наивные индусы полагают, что совесть есть даже в аду. Но самое интересное – случайная на́рака ». – «Случайная? Это как?» Он макнул последнюю пышку в остатки сахарной пудры: «А так. Что-то вроде ямы, в которую можно угодить. Идешь-идешь, а потом – хрясь! Говорят, из нее особенно трудно выбраться». – «Кто говорит?» – «Ну как – кто? – Марлен ответил каким-то поскучневшим голосом. – Ясно, индусы…»

Он шевелит правой стопой: нет, кажется, не болит. В понедельник, когда шел в ДЭК, оступился, подвернул ногу. Славу богу, обошлось без последствий… —

Утром, готовясь позвонить антиквару, разбирала старье. «Где ж это было? В Хельсинки».

Однажды застряла в Финляндии: опоздала на паром. Отзвонилась, сообщила тогдашнему партнеру: задерживаюсь на сутки. С утра решила прогуляться по городу. Шла куда глаза глядят, пока не наткнулась на музей: не то исторический, не то краеведческий. Экспозиция начиналась с древних времен: стоянки охотников, орудия производства, все эти палки-копалки, как в учебниках истории: «В каждой местности свои дикари. Это – для специалистов. Сравнивают, чьи дикари круче…» За лестничной площадкой началось Средневековье: иконостасы, резные деревянные статуи с изможденными лицами, большей частью евангельские персонажи – шла, скользя невнимательными глазами, пока не набрела на игрушечные домики. Прелестные, конца XIX века. Внимательно разглядывала интерьеры: гостиные, спальни, кухни. Судя по всему, точные копии настоящих. Фарфоровые чашки величиной с ноготок, медные сковородки, тазики для варенья. Лилипутские ванны на гнутых ножках… Хочется поселиться и жить. Погрузиться в чужое безмятежное детство.