Александр Смоленский - Кремлевский опекун

Непроизвольно рука потянулась к листу бумаги, украшенному сверху вензелем «Инвесткома». В очередной попытке сосредоточиться Островцов нарисовал в центре неуклюжий круг, в середину которого, ничего более не придумав, дорисовал знак доллара. Тот ему тоже не удался, как и круг, потому что больше походил на скрипичный ключ в нотной грамоте, которой его учили в детстве.

На это банкир не обратил внимания, так как для него закорючка в круге означала лишь одно – наследство графа Орлова, о котором еще не так давно он слышать не слышал, а теперь думать ни о чем не мог, кроме как о нем. Правда, моментами Островцову казалось, что полторы-две сотни миллионов, на которые он мог рассчитывать от щедрот господина Умнова или тех, кого он представлял, «срастись» комбинация с наследством, всего лишь сущий пустяк по сравнению с тем азартом и страстью, которые он вложил в дело о наследстве. После трех лет работы в банке деньги, как ни странно, действительно оказались для него не монопольной целью. Благо к тому времени их было уже немало.

Тогда, два года назад, Умнов из кожи лез, пытаясь вовлечь генерала в эту историю, рисуя ему далекие горизонты, открывая якобы грандиозные возможности. Островцов охотно позволял себя уговаривать и убеждать, на самом деле прекрасно сознавая, что его «подельник» спит и видит лишь одно: как превратить ближайшие президентские выборы в собственную лебединую песню, исключительно под стать собственным провидческим талантам и умению выстраивать политическую интригу.

Ему же, Антону Ивановичу Островцову, решительно оставившему высокую должность в ФСБ отнюдь не ради сказок про будущее страны, действительно в какой-то момент показалось, что его таланты стратега и комбинатора ничуть не слабее умновских. Вот что ему хотелось доказать себе, президентскому советнику, этому молодому генералу Градову, – словом, всем. Блестяще выстроить им лично придуманную от начала до конца операцию «Наследство» – это ли не стимул?! Так что он тоже может видеть перспективу. Но помимо этого, и в отличие от кремлевских чистоплюев, он может не только видеть, а наверняка знать, как к ней, этой самой перспективе, подобраться. Причем так, чтобы комар носа не подточил. Иначе вряд ли бы Умнов и иже с ним выбрали генерала в компаньоны. У них в отличие от него выбор широкий.

Неровная линия от символического кружка, обозначающего на листке доллар, потянулась куда-то вниз и чуть не вылезла за края бумаги. Антон Иванович даже не понял, куда она привела и что это может означать. Секунду подумав, он написал в той точке, куда уткнулась линия: «Тьерри». Все еще не известный ему француз с весьма понятными целями, особенно после недавней встречи с этим гэрэушником. Здесь же, внизу, но чуть поодаль, он завершил вторую линию, такую же длинную, как и первая. И написал: «Розинский», поставив рядом знак вопроса. Поняв, что ему сейчас срочно необходимо сделать, дабы собрать мысли в какой-то единый формат, Островцов решительно провел еще одну линию, но совсем недалеко от своего символического круга, а в конце превратил ее в некое подобие «стенки с зубцами». К Умнову, определил он для себя, но фамилию не проставил. Следующая линия повела в сторону, левее круга и уперлась в символ правосудия, нечто вроде весов на рынке. «Валдай», – написал он прописными буквами и уже отсюда провел сразу три линии чуть вбок: первую – к уже заранее написанному слову «наследники», другую – к фамилии «Добровольский», третью – к фамилиям «Мацкевич и Багрянский», но тут же их перечеркнул, а поверх добавил – «Духон».

Довольный собственной персоной банкир откинулся в кресле. «Теперь все как на ладони, – подумал он. – Есть еще игроки типа Нирванова с его шефом, вся судейско-прокурорская братия, но эти сейчас не в счет. Главное тут…» – Он уже хотел ткнуть карандашом в ту часть своих графических построений, где якобы узрел главное, но рука повисла в расслабленной нерешительности. Везде, куда ни ткни, рвались бомбы.

Как же просто все рисовалось Антону Ивановичу еще не так давно.

Он прекрасно, до мелочей, помнил тот промозглый осенний день, когда уже под вечер позвонил Умнов и без предисловий сообщил, что ждет его в отеле «Арарат». Номер забронирован на господина Розинского. Упоминания этой фамилии Островцову было достаточно, чтобы понять: пришла пора запускать комбинацию с наследниками.

Антон Иванович не без удовольствия вспомнил восторженные взгляды адвоката покойного графа Орлова, которыми тот щедро одаривал его, пока генерал излагал свой замысел. Еще бы! Вся схема операции «Наследство», казалось тогда, была выверена до мелочей, и ничто не могло ее разрушить. После того как Розинский познакомился с Умновым в Ницце, а затем, не выдержав и месяца на обдумывание соблазнительного предложения президентского советника, сообщил ему утаенную от экспертов Инюрколлегии ценнейшую информацию, Островцов рьяно взялся за дело.

Пока полковник Нирванов искал наследников в соответствии с параметрами поиска, сформулированными Инюрколлегией, генерал со своими сторонними помощниками отыскал их следы почти что мгновенно. Ибо в отличие от остальных «поисковиков» точно знал, кого надо искать в первую очередь: неких Волосовых из Ростовской области. Именно такую информацию содержало завещание графа Андре Орлова, которую тогда, четыре года назад, сам еще не сознавая для чего, адвокат Розинский утаил от Инюрколлегии.

– Неужели вам сопутствовала удача?! – с наигранной радостью, переходящей в восторг, спросил Марк Розинский, стоило генералу появиться на пороге его роскошных апартаментов в отеле «Арарат».

– Более чем, господа.

Островцов намеренно обратился сразу и к Умнову тоже. По большому счету на этого канадско-израильского адвоката ему было глубоко наплевать. Он давно был убежден, что адвокаты для того и существуют, чтобы рано или поздно «сдавать» своих клиентов.

– Дети найдены, точнее, мальчик, сейчас он в ставропольском детдоме, и фамилия его Сироткин.

– Что так? – Умнов лениво поднял свои внимательные оливковые глаза. – Ведь его фамилия должна быть Волосов.

– Да-да, – подхватил Розинский, – а где девочка?

– Она умерла, когда ей было меньше двух лет. В Приднестровье, где их мать, Аглая Волосова, нанялась то ли в санитарки, то ли в медсестры. Не важно. Она погибла потом в Чечне, в самом начале войны.

– Понятно, почему детдом, – задумчиво произнес Умнов, обращаясь к Розинскому. – Только мне непонятно теперь, хорошо это или плохо для соответствия протоколу наследования?

– Поскольку в завещании на этот счет конкретика отсутствует, думаю, вступление в права наследования может затянуться на неопределенный срок. Сказано же «наследники» во множественном числе, стало быть, должны быть наследники! – Розинский постепенно начинал понимать, какими неожиданными проблемами грозит им всего лишь одно слово. – Канадские власти наверняка придерутся. Потребуют дополнительного поиска родственников. На это уйдут еще годы…