Лариса Райт - Королева двора

– Все же природа-матушка знает, что делает. Может, если я рожу, тоже преображусь. Надюшка, вон, и без того симпатичная была, а теперь и вовсе глаз не отвести. У нее даже волосы гуще стали. Ну а ты – так просто красавица.

– Не пой, Верка! Роды тут ни при чем. Надька твоя крапиву в голову втирает, Костик как-то руки запустил в мою шевелюру и спросил: «А ты, как мама, волосы травой мажешь?»

– Травой? Ой! Я тогда тоже буду втирать. А ты? Ты-то что делаешь? – Верочка искоса посмотрела в зеркало, залюбовалась подругой: Ксанкины раньше всегда собранные в тугой хвост светло-каштановые волосы теперь струились по плечам жгуче-рыжими от хны волнами, оттеняя и без того синие глаза в ореоле пушистых, умело подведенных ресниц.

Верочка краситься не умела. Она невольно сравнила себя с подругой. Конечно, Вера тоже немного вытянулась и прическу изменила: вместо куцего хвостика ее украшало, действительно украшало, каре. Иногда, по особым случаям, она даже подкручивала концы волос на бигуди, и на голове появлялось подобие настоящей прически. В тот день никакого особого случая не было. Верины волосы были прямыми и висели за ушами бесформенными прядями, примятыми косынкой после очередного дежурства в больнице. Разве могут эти патлы сравниться с Ксанкиными чудесными волнами? Девушка с нетерпением ждала ответа, а вдруг Ксанка сейчас расщедрится и откроет секрет чудесного превращения, и тогда она – Верочка – тотчас перестанет катиться по жизненной тропинке Колобком, а поплывет по ней не спеша, очаровательной павой.

– Делаю, – снисходительно кивнула Ксанка.

– А что? Что?

– Меняюсь. Я, Вер, цель поставила и двигаюсь к ней шаг за шагом.

– Какую цель? Ты и так прекрасно выглядишь.

– Кому-то этого недостаточно. – Девушка объяснила беззлобно, будто в какой-то степени уже приняла эту мысль как данность и даже сумела с ней примириться. – Мне нужно стать другой.

– Какой?

– Такой, как она, понимаешь? – Ксанка схватила Веру за руку и заговорила быстро, сбивчиво, будто боялась, что подруга не поймет ее искреннего желания преобразиться: – Чтобы смотреть так же, говорить так же. Чтобы жесты, движения, все-все было, как у нее. Ведь если тебя все это ждет дома, так зачем на сторону смотреть? Он же должен когда-нибудь прозреть, понимаешь?

Верочка осторожно кивнула. Она разрывалась от двойственности охвативших ее чувств. Испытывая искреннюю, глубокую жалость к подруге, она в то же время была уверена в том, что та заслужила свои страдания. Кроме того, Ксанка заставляла страдать еще двоих людей, один из которых был Верочке по-прежнему не безразличен, и она продолжала желать ему счастья, которое он, безусловно, не мог обрести рядом с женой.

– Ксан, это утопия.

– Почему же? – Губы превратились в тонкую полоску, глаза сощурились, и вдруг, будто и не было этой секундной вспышки гнева, лицо Ксанки мгновенно преобразилось, стало безмятежно спокойным, без единой тени, без какого-либо признака недавнего недовольства. – Видишь, как я могу? – не без гордости спросила Ксанка. – Только что была самой собой, и вот перед тобой уже она – мисс невозмутимость и обходительность. Видишь, я все могу копировать: и взгляд, и походку, и поведение.

– Ксаночка. – Для пущей убедительности Вера дотронулась до руки подруги. – Копия всегда хуже оригинала. Никто не станет приобретать подделку, если владеет подлинником.

Ксанка резко отдернула руку:

– Думаешь, я не смогу стать лучше оригинала? Да я сейчас по улице иду, мужики шеи сворачивают, не веришь?

– Я верю, верю. – Назревала ссора, и Верочка тут же бросилась спасать положение.

– Выходит, Мишка не мужик, что ли? Не видит, какая краля у него под боком спит?

Верочка поморщилась. Как только Ксанка начинала злиться, все ее преображения волшебным образом исчезали, уступая место природной резкости и неотесанности. Нет, Вера не могла согласиться с тем, что подруге когда-нибудь удастся искоренить без следа эту грубоватую манеру общения, но даже если бы это произошло, вряд ли Ксанке посчастливилось бы достичь поставленной цели. Поэтому Верочка только и сказала:

– Разве в этом дело?

– А в чем же еще?

– Знаешь, у Шекспира есть такие строки. – Вера нахмурилась, пошевелила губами, вспоминая, потом продекламировала с грустью:

– Значит, моя душа – сорная трава, да? Ну, спасибо тебе, подруга! Не ожидала! – Ксанка смерила Верочку презрительным взглядом и выскочила в коридор. Вера, тут же устыдившись своей откровенности, бросилась за ней, приговаривая на ходу:

– Это же образно. Ты пойми, что не во внешности дело! Внутренне надо меняться. Ты считаешь, Мишка без ее прекрасных глаз прожить не может? Он же любит, Ксан! А когда любят, то к душе стремятся.

– И много нашлось охотников на твою прекрасную душу? – Ксанка уже стояла на пороге у распахнутой двери, щеки пылали, глаза прожигали подругу насквозь смесью холода, обиды и недоверия.

– Злая ты, – тихо ответила Верочка.

– А она, выходит, добрая?

– Наверное. – Вера выбрала это слово, хотя в душе ни капли не сомневалась в том, что избранница такого хорошего, такого замечательного во всех отношениях Миши должна быть ангелом. Да и тот опыт общения с Диной, который у нее имелся, никак не мог характеризовать балерину с плохой стороны.

– Все равно я лучше. – Ксанка даже ногой топнула, как ребенок, пробующий все способы получить желаемое и испытывающий настоящее отчаяние от бесплодности этих попыток.

Бесплодность своих попыток переубедить подругу осознавала и Верочка, но все же предприняла последнюю:

– Ксан, отпусти его.

Ксанка выскочила за дверь как ужаленная. Бросилась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, и, лишь пробежав несколько пролетов, откликнулась:

– Да пошла ты со своим Шекспиром!

Верочка лишь головой покачала и вернулась домой. Это была их первая крупная ссора, и также впервые она не испытывала ни малейшего желания догонять подругу и сглаживать углы. Уж если классику не удалось ничего объяснить, разве есть у нее надежда?

Ксанка выскочила из подъезда, размазывая по щекам злые слезы. Остановилась на крыльце, вытащила из сумочки пудреницу, взглянула на себя в зеркало. Нет, теперь нельзя себе позволить разгуливать по улицам с красной, распухшей физиономией. Она всегда должна следить за собой и выглядеть безукоризненным совершенством. Она докажет, что Верка ошибается и ничего не смыслит ни в мужчинах, ни в жизни. Все-таки интеллигентность не приводит решительно ни к чему хорошему: погрязла в какой-то придуманной книжной романтике и считает, что разбирается в любви. Шекспир, сонеты, классика… Тьфу! «В любви, как на войне, все средства хороши». Вот это классика! И Ксанка уже на тропе войны. Она и солдат, и генерал, и стратег. И у нее есть прекрасные шансы выиграть не только сражение, но и всю битву до конца, тем более она обладает таким важным оружием, как дочь, в которой папочка души не чает. А уж если прибавить к этому такую значительную артиллерию, как привлекательность и сексуальность, то врагу ничего не останется, как вывесить белый флаг.