Андрей Орлов - Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа

– Тэк-с… – сказал он недобрым голосом, расставил ноги, чтобы не упасть, и обозрел накрытый стол.

Сержант покосился на Серегу Крюкова с бутылкой между нижними конечностями и констатировал:

– Грешим! Пир во время чумы, блин…

– Ты прав, Ахмет, – кивнул интеллигентный Полонский. – Нам тоже кажется, что в этом деле что-то лишнее – либо шторм, либо водка. Но так уж карты легли, не сердись. Решили посидеть вот – пожрать, поржать. Бутылку нашли, мимо проплывала.

– Будем надеяться, что не последнюю, – намекнул Федорчук.

Все четверо военнослужащих были одного призыва, отслужили по полтора года и в свободное от службы время предпочитали не утруждаться общением по уставу. Затулин укоризненно покачал головой, покосился на пирамиду с оружием. Рядом с пирамидой горкой лежали подсумки с запасными магазинами.

– Караул расслабился, – констатировал Ахмет. – Приходи любой, тырь оружие, патроны, баржу, хоть весь Тихоокеанский флот. Никому не интересно!..

– Сказал человек, прибежавший с самоволки. – Федорчук крякнул и взглядом показал Сереге, чтобы наполнил еще одну кружку. – Рановато ты сегодня, командир. Что-то не срослось в амурных сферах?

– Не срослось. – Затулин расслабился, решил не лезть в бутылку, ногой придвинул табуретку, плюхнулся на нее и объяснил со смущенным видом: – Барышня что надо. Лучше не найдешь на всех Курилах. Заведует бухгалтерией на рыбном заводе. Мы с ней на прошлой неделе познакомились, когда в командировку сюда приезжали. Родом из Башкирии, почти землячка. Веселая, добрая, красивая, свой дом недалеко от общаги. Гульгеной звать… – Ахмед меланхолично вздохнул и уставился в пространство.

– А в чем проблема-то? – переглянувшись с товарищами, спросил Полонский.

– Принца ждет, – сокрушенно вздохнул Ахмет. – Иногда отлучается замуж.

– В этот роковой момент ты и попал, – догадался Филипп.

– Поначалу все нормально было, – покаянно начал Ахмет. – Потом приперся этот пудель с горы. А он у барышни в режимной части трудится, повернут на секретности и шпиономании. На смене был, почувствовал что-то, прибежал, а в доме даже спрятаться негде! Я мог, конечно, ковриком прикинуться, но решил с перепуга из окна выброситься. А там высоко, как из самолета прыгаешь, ядрена мать! – Сержант потер отбитое плечо. – Нет, я мог бы уложить его спать с двух ударов, но не подставлять же бабу!..

Гоготали так, что уронили миску с перловкой и не заметили, что усилилась качка, а вой ветра за бортом заглушал хохот. Стены кубрика ходили ходуном, посыпались дрова, складированные в нише.

– Почему бак с водой с улицы не занесли? – Ахмет нахмурился и осушил кружку. – Сколько можно говорить? Простых человеческих приказов не понимаете? Начкар твердил, я твердил. Самому прикажете тащить? Знаете, парни, я, конечно, все умею, но чтобы самому все это делать!..

– Принесем, – отмахнулся Федорчук. – Куда он денется?

– Допиваем и за работу. – Сержант схватился за раскрытую банку с гречневой кашей, замолотил ложкой. – По Пионерскому объявлено штормовое предупреждение – всем судам укрыться в Китовой бухте. Буря надвигается, может потрепать. Прошляпили эти синоптики хреновы. Думали, что тайфун стороной пройдет, а вот не вышло, всем Курилам через час достанется. Ждать команду и Гончарова мы не будем, их теперь пушкой не разбудишь. Сами отведем посудину в бухту. Думаю, справимся, невелика наука – управлять корытом. Горючего почти нет, но до причала хватит.

– Отдохнули, – вздохнул Филипп.

– И что ты предлагаешь? – насупился Ахмет. – Ждать, пока нас тут накроет? Встанем в бухте – еще посидим. Все, пацаны, время не ждет, – заторопился Ахмет. – Одеваемся и пошли. Уши у шапок завязать, чтобы не унесло. Я в рубку, остальным отдать швартовы и свалить в трюм все, что осталось на палубе: воду, ящики с углем, бочку с машинным маслом.

Допивали и дожевывали на ходу, облачаясь в бушлаты, ушанки, натягивая ватные верхонки. Волнения не было – обычное дело, пусть и несвойственное для «сухопутных крыс». А только вывалили на палубу, мурашки поползли по спине. Они стояли, вцепившись в борт, и не верили своим глазам, оцепенели, превратились в лед. Полная жуть!

Снег валил стеной, он уже покрыл палубу толстым слоем. Ветер вроде бы стих, качка слегка уменьшилась. Все бы ничего, если не замечать тучи, подступающие с востока, абсолютно черные, непроницаемые, и несущуюся на берег страшную волну высотой с пятиэтажный панельный дом! Реагировать поздно.

Когда она накрыла, закричали от страха дружным хором. Парни словно в невесомость попали. Баржу приподняло как легкую щепку и швырнуло вниз. Жестокий удар, металлический лязг, взлетали и опускались борта, затрясся пирс. Баржа дважды зачерпнула воду, люди разлетелись по палубе. Но посудина не утонула, сохранила плавучесть. И пошла цепная реакция. Взлетали старые списанные суда, пришвартованные к пирсу, разразился грохот, лязг, оторвало от кнехта ржавый пограничный катер. Вздыбленный океан швырнул его к берегу как щепку. Со звоном порвался один из швартовочных тросов на барже, просто лопнул как портняжная нитка.

– Все на пирс! – страшным голосом проорал Ахмет, выкапываясь из снега.

– Командир, а как же оружие? – прохрипел Серега. – Оно же внизу осталось.

– К черту оружие! – взревел сержант. – На том свете от империалистов будешь отстреливаться?!

Диспут не имел никакого смысла. Не осталось времени, чтобы предпринять что-то полезное. Накрыла вторая «ударная» волна, возможно, и не такая напористая, как первая, но роли это уже не играло. Разъярившаяся стихия бросила судно на пирс. Волна помчалась обратно, оттащила баржу в океан. Порвался второй трос, и судно чуть не перевернулось! Люди вцепились в растяжки на палубе, орали дурными голосами. Они задыхались в нестерпимо холодной воде.

Мимо Ахмета промчался пресловутый бочонок с питьевой водой, подпрыгнул и унесся за борт. Прогарцевали ящики с углем, вернее сказать, те из них, что не удосужились развалиться. Бочонок с маслом ударил Полонского по ноге. Он от страха разжал руки и закувыркался по палубе, истошно вопя. Еще мгновение, и его смыло бы в океан. Заголосил Федорчук, отпустил свою тягу, схватил Филиппа за щиколотки. Обоих поволокло. Они исполняли на разные голоса душераздирающую вокальную партию. На Вовку рухнул Серега, на Серегу – Ахмет. Через мгновение вся компания катилась к другому борту, который вдруг начал куда-то проваливаться.

– Все в рубку! – хрипел Ахмет. – Заводимся, сматываемся отсюда.

– С ума сошел? – кашлял Филипп. – Мы не дойдем до бухты.

– К черту бухту! Будем выбрасываться на берег, а то нас в море сейчас утащит.

Разбились сигнальные прожекторы, сорвало антенну с рубки. Баржа качалась с бешеной амплитудой. Пирс отдалялся. А у берега творилось что-то невероятное. Там громоздились разбитые и перевернутые суда. Отхлынула волна. Какую-то баржу несло обратно словно спичечный коробок! Она промчалась мимо, едва не зацепив «танкиста». Солдаты поднимались в рубку, придерживая друг друга. Отвалился Федорчук, завопил, объятый паникой. Теперь уже Полонский схватил его за шиворот, куда-то поволок. Бойцы падали на пол, друг на друга, стонали в изнеможении. Кто-то догадался захлопнуть и запереть дверь.