Дмитрий Вересов - Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник)

– Бабушка, меня же трудно не заметить, – сказал Яша, появляясь за спиной Авроры Францевны, – я здесь самый шумный.

– Ничего подобного, Яшенька, – возразила Аврора Францевна, – самые шумные дети, как им и положено. А это тебе подарок. Я ее долго хранила, эту скрипку. Боюсь, расстроена, но уверена, что не безнадежно. Такие скрипки вечны, божественно вечны. Это Гварнери.

– Я сейчас умру, бабушка… – растерянно принял скрипку из рук Авроры Францевны Яша. – Откуда такая ценность?

– Не умрешь, ты слишком для этого любопытен. А «ценность» твой прадедушка Франц привез из Германии в конце двадцатых годов.

– Он играл?

– Из рук вон. И к тому же на виолончели. Но скрипку мы хранили и даже прятали от воров и музейных работников. Теперь она твоя и, надеюсь, оживет, восстанет от долгого сна.

– Спящая красавица, – сказал Яша, раскрывая футляр, и поцеловал красавицу. – И будешь ты первой скрипкой мира-а… – пропел он и подумал, а не попробовать ли сыграть? Выйдет, само собой, один конфуз с ненастроенным инструментом, но вдруг волшебные звуки вызовут Таню, которую он звал на праздник и которая куда-то запропала. Однако он передумал играть (или скрипка убоялась конфуза и явила желаемое), передумал играть, потому что под взметнувшимся в танце балахоном белого ангела он узнал знакомые стройные ножки. А из-под капюшона, из-под мочалистых белых кудряшек выбивались у ангела прямые черные прядки. Ну конечно, обрадованно подумал Яша, как же без интриг на Новый год, и пошел отлавливать ангелочка.

Кудрявый ангелочек спрятался за елкой и фыркал в ладошки, наблюдая, как синий Дед Мороз, пыхтя в забивающие ноздри ватные усы, возится с подарочной коробкой, которую смущенно выбрал, поощряемый фрау Сабиной. Выбрал именно эту коробку, потому что она одна такая была в круглых дырочках. Коробка открылась, и на Сашку уставились сонные щенячьи глазки весьма юного бассета, белого, с черной спиной и рыжими пятнистыми ушами.

– Ё-мое, – изумился Сашка, – переселение душ. Перегринус Пятый, чтоб я сдох! Он сейчас лужу напустит. А молоко есть? – спросил он фрау Сабину, вставая со щенком на руках. И чуть не споткнулся о малинового Деда Мороза, которого подобрали по пути, грустного, вытащили из сугроба. А в сугроб его пристроило василеостровское хулиганье, за то, что мешок у него оказался бутафорским, набитым скомканной бумагой.

Малиновый Дед Мороз усердно распаковывал самую большую коробку, и только он оборвал липкие ленточки, что держали крышку, как крышка сама собою поднялась, и из коробки выплыла и высоко воспарила надутая гелием резиновая дама в натуральный рост, предназначенная для известных целей. Дама была пристойно одета, так чтобы не стыдно было показаться в свете, и Войд, засучив рукав малиновой шубы, поймал ее за юбку, чтобы не упустить своего, Войдова, счастья.

Красный Дед Мороз Дэн радовался подарку судьбы в лице Геннадия Николаевича Вампилова.

– Я, Геннадий Николаевич, учился на ваших монографиях, – возбужденно уверял Дэн, сбросив свою всегдашнюю невозмутимость, – я когда-то целые куски наизусть знал…

– Как, вы сказали, вас величают? Денис Протопопов? – уточнил академик. – Не тот ли вы доктор Протопопов, чья статья была… такая душу греющая статья… о стохастических процессах?

– Да я не доктор, Геннадий Николаевич, – вздохнул Дэн.

– Очень странно, что не доктор, – удивился академик, – одна статья на докторскую диссертацию тянет. А у кого вы сейчас работаете?

– У Рафика Джабраилова, – проворчал Дэн.

– Физмех или Политех? Что-то не знаю такого, – задумался Геннадий Николаевич.

– Частное предприятие, – объяснил Дэн. – Торгуем шавермой. Это такой блин, лепешка с мясной стружкой…

– Неслыханно! – развел руками Геннадий Николаевич. – А ну-ка, а ну-ка! С этого места поподробнее. И пойдемте туда, где потише, если вы не против, Денис. Я вас проэкзаменую, уж простите. И на предмет этих ваших блинов со стружками, и на предмет ваших перспектив. У меня в лаборатории, понимаете, штат недоукомплектован, все болваны попадаются…

Они перебрались было в дворницкую, но там Настя, в новой подарочной блузке и в короне Снегурочки, пристраивала спать сомлевших стряпчих, одаренных серьезной марки коньячком. А вот в гостиной Луниных нашелся даже компьютер, ноутбук последней модификации, с возможностями необычайными, и господа физики набросились на него коршунами.

На кухне, прямо на столе, Кот уплетал полученную в подарок куриную ногу. Впрочем, ворованную он уплетал бы с еще большим удовольствием. На подоконнике же под гитару всласть печаловался одинокий клоун с растаманскими косичками: «В телевизоре ты, я на диване. В городе N зима скоро выходы все и входы завалит… А ты улыбнешься и скажешь мне: я так ждала тебя, Вова!»

Клоун Вова источал меланхолию, а подарок его спеша поднимался по холодной лестнице, заснеженный и подмерзший, но жизнерадостный. Вот он, подарок, уже на пороге лунинской квартиры, вот толкает дверь, отдувается и фыркает в прихожей и кричит луженой глоткой:

– Настьй-аа! Гйе-на-а! А-ньйа-а! Where are you-u? I’m here!

Подарку никто не ответил, и подарок, отирая мокрое от снега лицо, ворвался в кухню.

– О! Раста! – возликовал подарок, глядя на Вову и стряхивая с дредов нерастаявший снег, – Do you speak English?

– Yes, – меланхолично сказал Вова, – почти. Почти, ну, – вздохнул Вова. И вдруг до него дошло: – Будь я неладен! Эм-Си-и-ии!!!

– Zdravstvuy, Vova! Ya tak zhdala tуebya, Vova, – по-английски (почти, ну) сказала Эм-Си Мария. – Ty moy ptyenchik! Spoyom?

…Танец, танец колесил по гостиной фрау Сабины. Аврора Францевна и Михаил Александрович сидели рядом на диванчике и наблюдали за тем, как танцуют дорогие им люди и те, кто стали приятелями лишь на одну ночь.

Дети, теряя блестки с костюмчиков, неслись ручейком между танцующими, чуть не сбивая их с ног.

Изящно и просто танцевали маленькие хозяева праздника Франц и Сабина. Оксана Иосифовна сияла пойманным солнцем в объятиях дородного и неуклюжего в танце Сени Шульмана.

Инна теплой голубой волной льнула к Вадиму Михайловичу, Светлана полыхала огненной рыжиной счастливой лисы у широкого плеча Олега Михайловича.

Чертовочку Дашу – только рожки, ножки и хвост мелькали – крутил как хотел пират Нодар.

Георгий Константинович Вариади, успевший глотнуть разболтанного в воде белого порошочка, водил тесный хоровод сразу с четырьмя Кисками и Зайками и присматривал укромный уголок, куда мог бы увлечь этих славных девушек.

Лилия Тиграновна, вся в раскаленном телесным жаром серебре, страстно подрагивала в умелых объятиях профессионально танцующего медведя. Ошалев от неизвестности и томления, она вцепилась медведю в уши и сняла с него голову. Лишенный маски, ей в лицо улыбался негр Костя.