Анна Бергстрем - Девушка со шрамом. История неправильного человека

– Аааах, это так мило! – лепечет Лешенька, увидев в моих руках клубничный йогурт и ложку.

– Все для тебя, детка, лишь бы ты улыбалась, – ехидничаю я.

Заполучив желаемое, парень открывает йогурт и начинает ложкой намазывать его себе на лицо. Молча смотрю на него и охуеваю.

– Чтобы не было морщииинок, – объясняет метросексуал, усаживаясь по-турецки на кровати.

У меня по-прежнему нет слов. Включив Мадонну, иду ставить чайник. Вот мужики пошли… Что ж… Буду трахать его, пока мне не подвернется кто-то получше. Собираюсь на работу. Задумчиво курю.

Мир становится похож на видеоклип, где все хорошо и красиво, пока звучит диск с любимой музыкой. Когда надеваешь солнечные очки в оправе из розовых сердечек, кажется, что воздух пахнет июльским прибоем, а ты стоишь босиком на теплом песке. Но чья-то невидимая рука опрокидывает старенький бумбокс, и он разбивается на тысячу осколков. Вот и нет больше музыки.

Чувство холода внутри усиливается с каждым выдохом. Уже не спасает любимый кофе с корицей. Хлопья снега неслышно опускаются вниз, будто маленькие крылышки белых мотыльков. За окном безмолвствует равнодушная зима. Ей действительно наплевать, что жизнь проходит мимо, дразня разбитыми мечтами. Мороз рисует на стекле причудливые узоры, пряча среди холодных завитушек послание для маленького безымянного существа. Романтика утра сменяется отрешенной меланхолией буднего дня. А ты ищешь тот самый иероглиф мужества, оставленный январской стужей на стекле кухонного окна. Хочется запомнить и непременно разгадать его.

– У тебя есть блеееск для гуууб? – мурлычет из ванной метросексуал, напоминая о том, что мне снова пора обратить на него внимание.

– Блеск закончился. Есть только помада. Тебе дать?

– Ну вооот… Придется краситься этой бяяякой… – расстраивается милашка.

– А чем тебе помада не нравится? – удивляюсь я.

– Помада выглядит по-пидорски, а блеск смотрится мууужественно, – объясняет метросексуал, надув губки.

«Вот чудо природы!» – снова удивляюсь я, испытывая умиленный трепет. Какой же он дурак! Но это лучше, чем одиночество. Чмокаю метросексуала в щечку. Подгоняю, чтоб одевался быстрее. Мне пора убегать на работу, а заодно и выпроводить его до лучших времен. Все-таки он очень забавный. Надо будет снова затащить его к себе и отыметь.

Время незаметно тает, растворяясь молочной пенкой, а старые вопросы остаются без ответа. Так надо. Жизнь не любит, когда люди знают больше, чем она готова сказать. Теплый свитер. Длинный шарф с кисточками. Дорога. Сложно быть сильным. Быть слабым – еще труднее. Счастье похоже на шарик с новогодней елки. Открой глаза. Жизнь – не праздник со вкусом мандаринов. Завтра все повторится снова. Весна наступит еще на один день позже.

Работая ночами, я просыпаюсь только в пять вечера, а все мои друзья заняты в это время, и встретиться невозможно. А потом они становятся свободны, но ухожу на работу я. Трудно сказать, сколько времени уже так продолжается, я начинаю замечать, что совсем одичала. Едва переступив порог дома, вернувшись со смены, я падаю от усталости, успевая лишь сказать папе: «Привет…».

Стиснув зубы, я еду на репетицию в свой стрип-клуб. Когда я только решила учиться танцевать на шесте, мне казалось, что работа танцовщицы – красивая сказка, пахнущая сладкими духами. На самом деле, это больше напоминает скачки на выживание. Загнанных лошадей пристреливают, не так ли? Я все равно не дам себя сломать. Стук колес метро похож на биение сердца танцора. Слушая в плеере песню, под которую я впервые вышла к шесту, я вспоминаю первое занятие по стрип-дэнсу. Острые грани памяти врезаются в душу, оставляя кровавые узоры и шрамы, которые не скроет даже самый лучший дорогой тональный крем…

Моим педагогом по стриптизу стала хрупкая женщина с добрыми голубыми глазами. Казалось, она не танцевала, а парила, еле прикасаясь маленькими ладонями к шесту. Такого я не видела никогда. Ее танец выглядел не ритуалом соблазна, а чувственным откровением, от которого на глаза наворачивались слезы восторга. В ее пластике не было ни капли пошлости, только сдержанная страсть, разгадывая которую, я понимала, что значит настоящая красота.

Глядя на свою учительницу, я удивлялась, насколько молодой и привлекательной можно быть в сорок пять лет. Ее длинные белые волосы, тонкая фигура, приятная манера общения и нежный голос вызывали ассоциацию с ангелом. Неужели это бывшая стриптизерша? Ничего общего с вульгарными силиконовыми бабищами, образ которых раскручивается в коммерческом кинематографе! Только плохо скрываемая грусть в пронзительно-голубых глазах и травмированная спина выдавали ее нелегкое прошлое.

Я неожиданно услышала уже знакомые просьбы «сделать ручки живыми» и «вести со зрителем диалог с помощью движений» и радовалась, что опять нахожусь в надежных руках профессионала. Но непривычная техника давалась нелегко. Я даже не предполагала, насколько много физической силы нужно для завораживающих круток. Мое тело, выдрессированное балетом, было безнадежно дохлым для всех этих трюков. Более того, поначалу я вообще не понимала физику движений и выглядела как дебил с палкой, пытаясь сделать элементарные упражнения.

Остервенело вцепляясь в шест, я смешно болталась на нем, пытаясь прокрутиться, а после падала без сил и рыдала. Кровавые мозоли на руках, опухшие от хождения на высоких каблуках ноги, тело, которое стало казаться неудобным и чужим, доводили до истерики. Я чувствовала себя гадким утенком, бессильным физически и морально. Но учительница спокойно подходила ко мне, понимающе гладила по голове и тихо говорила:

– У тебя все получится. Верь в себя, ты даже не знаешь, насколько ты сильная…

От таких теплых слов я рыдала еще больше, но потом затыкалась и начинала действовать.

С первых занятий педагог по стриптизу учила меня умению заинтересовать зрителя, пользуясь главным преимуществом танцовщицы – дистанцией. Зная, что иначе исполнительница «грязных танцев» обречена на проституцию, я училась соблазнять на расстоянии, объясняясь только языком пластики.

Учительница открыла секрет, который запомнился мне на всю жизнь:

– Искусство «порочного балета на шесте» способно сказать о многом, если девушка умеет интриговать. Недосказанность значит гораздо больше, чем сотни слов. Намек, оставленный без продолжения, стоит намного дороже, чем сотни самых никчемных действий.

А потом я поняла, что так же веду себя и в повседневной жизни. Что-то внутри настойчиво требовало не подпускать к себе никого и не приближаться к другим самой ближе, чем позволяет интуиция.

После двух месяцев занятий я с удивлением заметила, что руки налились силой, а я могу ловко менять фигуры на пилоне. И тут хореограф сказала, что завтра – моя первая рабочая смена в клубе. В ту секунду я ощутила такую резкую волну кипятка под ребрами, что невольно выругалась от неожиданной радости. Я дождалась, наступает день, когда я по праву стану считаться Профессиональным Клубным Танцором.