Елена Модель - Благодетельница (сборник)

Григорий Семенович выдал тридцать марок.

– Reicht? [47] – спросил он.

– Mal sehen [48] , – проворчал Клаус, засовывая деньги в маленький кармашек где-то под животом.

Клаус вернулся довольно быстро – заправка находилась за углом.

– Gekauft? [49] – закричал Шик, с беспокойством вскакивая ему навстречу.

– Klar [50] , – Клаус передал ему пакет с бутылками.

– Na! [51] – Шик подбежал к столу, в его лихорадочных движениях проглядывало желание как можно скорее испробовать действие зелья на своем русском коллеге.

Он извлек на свет бутылки, быстро свернул крышечки и накапал Григорию Семеновичу пару капель в стаканчик.

Григорий Семенович усмехнулся. Наконец он почувствовал себя участником какого-то действа. Затеянная игра привлекала всеобщее внимание, и Григорий Семенович старался не ударить в грязь лицом.

– Gib mir [52] , – торжественно произнес он и протянул руку.

Шик передал ему бутылку.

Григорий Семенович поставил перед ним стаканчик и налил его до краев. Шик удивленно вытаращил глаза. Григорий Семенович налил свой стаканчик также до самого края и, довольный произведенным эффектом, торжественно произнес:

– Ну, на здоровье!

Затем он жестом показал Шику, чтобы тот не отставал, и, картинно отставив локоть, медленно, с чувством выпил все до конца.

Шик сделал небольшой глоток и, поморщившись, поставил стакан на стол.

– Nein, nein, – запротестовал Григорий Семенович. – Alles trinken [53] .

– О nein! – захохотал Шик. – Ich will noch weiter leben [54] .

– Эх ты, слабак, – пробормотал Григорий Семенович и налил второй стакан. Ему стало хорошо. Он вдруг почувствовал себя как дома, среди своих. Григорий Семенович окинул туманным взглядом стол, за которым сидели сотрудники, и ему захотелось обнять всех этих людей, прижать к себе и прошептать: братцы!

Он выпил еще один стакан до дна под всеобщий восторженный гомон и сразу оказался как бы в сердце своей мечты. Куда-то исчезла мучительная стеснительность и все барьеры, которые долгие годы отделяли его от людей. Теперь он был с ними, он был одним из них и вел, как ему казалось, непринужденную беседу на чужом языке. Он рассказывал о себе, о своей жизни, о тяжелых годах на чужбине, совершенно не замечая насмешливых взглядов сотрудников, которые ничего не могли разобрать в его путаной речи. Он выкладывал им душу, как это принято на Руси с каждым встречным, едва появляется на столе самогон. Он пил водку, не замечая, что уже почата вторая бутылка и что уже давно следовало бы остановиться.

Григорий Семенович никогда не напивался, он хорошо знал свою дозу, но сейчас был случай исключительный. Сейчас в его жизни происходило что-то важное, что-то особенное, он вливался в новую среду, и этот процесс смывал все ранее установленные рамки, все правила. Его затуманенная алкоголем душа воспарила на опасную высоту, и Григорий Семенович испытывал неведомое прежде чувство всепоглощающего восторга и любви к ближнему. Его речь становилась все более вязкой, как поставленная на неправильную скорость магнитофонная пленка. Голова время от времени падала на грудь, но он этого не замечал и продолжал куражиться, вызывая у немцев брезгливое недовольство. Не было в них привычного для русской души сострадания к пьяному человеку.

– Ralf, wer hat dich gebeten diesen Russen sich voll laufen zu lassen? Du hast den ganzen Abend kaputt gemacht! [55] – ворчали одни.

– Wie koramt er jetzt nach Hause? [56] – добавляли другие.

– Dass ist jetzt nicht unsere Sache [57] , – отмахивался Ральф, – irgend wie kommt er schon nach Hause [58] .

– Du hast ihn abgefiillt, jetzt musst du auch dafür gerade stehn [59] , – наконец, решили сотрудники и разошлись по домам.

А Григорий Семенович, полулежа на столе, мычал что-то невразумительное, не замечая того, что в помещении остались только трое – он, Ральф и грустный Клаус, которому больше нечего было жевать.

– Was machen wir mit dem? – спросил Ральф своего товарища. – Aber er kann doch nicht alleine nach Hause [60] .

– Weisst du, wir rufen ein Taxi [61] .

Услышав слово «такси», Григорий Семенович оживился. Он вдруг как будто протрезвел. Ему казалось, что праздник еще не закончился, что еще должно произойти что-то очень важное, решительное, что окончательно сразит его новых друзей.

– Вы думаете, что я пьяный? – произнес он с угрожающей интонацией и неуверенно поднялся на ноги.

Шик попытался подхватить его под руку, но Григорий Семенович протестующе взмахнул рукой, отчего чуть не опрокинулся на пол.

– Не надо, – промычал он, обретая равновесие, – я сам.

– Du, wir rufen ein Taxi [62] , – Шик с тревогой смотрел на Григория Семеновича, который раскачивался из стороны в сторону, как белье на ветру.

– Нэ! – Григорий Семенович лукаво скосил глаза и многозначительно поднял кверху негнущийся палец. – Ich fahren dich! – он ткнул пальцем в Шика, потом поискал глазами и, обнаружив Клауса, добавил: – Und Dich nach Hause [63] .

– Wie bitte? [64] – не понял Ральф.

– Ich fahren, mein Auto [65] , – пояснил Григорий Семенович и для убедительности изобразил в воздухе движение, которым поворачивают руль.

– Er ist verrückt [66] , – уныло констатировал Клаус.

– Komplett besoffen [67] , – добавил Ральф.

– Э-э… Nicht verrückt, nicht verrückt [68] , – запротестовал Григорий Семенович. Его опьянение достигло той самой точки, когда нужно или совершить что-то великое, или немедленно лечь спать.

Григорий Семенович решительно двинулся к двери, пытаясь на ходу попасть рукой в карман, в котором позвякивали ключи от грузовика.

– Halt! – закричал Шик. – Du kannst doch nicht so fahren [69] !

Он быстро подбежал к двери, попытался преградить Григорию Семеновичу дорогу, но это ему не удалось. Как это часто бывает с пьяными людьми, Григорий Семенович вдруг ощутил в себе богатырскую силу, и чувство героической самоотверженности захлестнуло его с головой. Применив несколько ловких тактических приемов, он увернулся от Шика и, выскочив за дверь, побежал во двор, где в ряд стояли припаркованные на ночь грузовики.

– Nimm ihm den Schlussel weg, nimm ihm den Schlüssel weg [70] ! – прокричал вдруг оживившийся Клаус.

Шик бросился было догонять обезумевшего коллегу, но на полпути вдруг остановился.

– Ich bin doch kein Kinderrmädchen für den. Wenn er jetzt wirklich los fährt, ich ruffe die Polizei [71] .

Григорий Семенович, приседая, как партизан под обстрелом, добрался до своей машины и, открыв дверь, с третьей попытки забрался в кабину. Здесь было все привычно. Руки и ноги действовали сами по себе, подчиняясь выработанной годами привычке. Ехидно улыбаясь, Григорий Семенович завел машину, выехал со двора и тут же уснул. Да, остаток пути он проехал в полусне, только интуитивно контролируя правильность маршрута. Когда грузовик остановился возле дома, Григорий Семенович пришел в себя и увидел, как ему навстречу бежит Таисия Михайловна. Она ждала, она с такой тревогой ждала, как чувствовала, что случилось что-то недоброе.

– Гришенька, да что же ты делаешь! – причитала она, помогая мужу выбраться из машины. – В таком виде за рулем, да ты с ума сошел!