Михаил Нисенбаум - Почта св. Валентина

– Кофе будете? – Веденцов зло смотрел исподлобья.

– Если не сложно.

В кабинет уже в третий раз вошла Ксения с двумя чашками эспрессо. Лучше бы принесла один раз нормальную чашку. Секретарша глядела на Стемнина с тем доброжелательством, с каким в гостях смотрят на неинтересные фотографии. Отхлебнув душистую кофейную пенку, он вдруг испытал чувство жалости к Веденцову.

Спрашивается, как вчерашний безработный в дешевых сандалиях мог жалеть холеного, богатого, сильного человека, хозяина нескольких заводов, банка, гостиницы, роскошного кабинета и двух секретарш? В том и было дело. Стемнин в своем незавидном положении мог часами ерничать, проявлять остроумие, отказываться от принятия решений. А Валентину нужно было каждую минуту думать о бокситах, вице-премьерах, трениях с районной администрацией, о миноритариях и налогах. О секретаршах и о нем, Стемнине.

– Придумал.

– Что еще? – Валентин глянул на Стемнина с болью.

– «Почта святого Валентина».

Все изменилось – сразу. Секунду или две Веденцов молчал, глядя в окно на муравьиное мельтешение города внизу.

– Если у меня и есть настоящий талант, – с расстановкой произнес он, – то это талант видеть людей. В вас я не ошибся. Не ошибся! Постарайтесь и вы не ошибаться.

Стемнин не нашелся, что сказать. Веденцов распахнул дверь, заставил войти в кабинет обеих секретарш и объявил о новом названии. Потом звонил по телефону и восторженно орал кому-то про «Почту». «Гениально? Надо срочно регистрироваться. Скажи Пинцевичу, пусть заказывает таблички, штампы, всю эту галиматью. Хочу герб. Да, и флаг хочу. Хочу серию эксклюзивной почтовой бумаги и конвертов. Подарочную корпоративку? Надо. Когда? Неделю сроку… Как же вы любите тянуть кота… Сказал бы, да тут Илья Константинович сидит. Вы не знаете? Тот самый, который только что придумал нам название. С таким названием не прославиться грех».

Стемнин вдруг подумал, что уж теперь совсем скоро увидит ее , хотя для подобной мысли не было ни малейшего основания.

Рано утром в листве березы под окном велись птичьи речи:

– Че, чувак? Че почем?

– Да ниче, чувиха!

– Че, ваще чик-чик?

– Чушь!

– Ниче не чушь, мичман. Чин-чинарем!

Что такое? Какой еще мичман? Наконец Стемнин решил, что пора проснуться. Будильник должен был зазвенеть только через час.

Идеи копились, деньги извергались. Любая скорость казалась Веденцову слишком низкой. Гоня машину, он кричал:

– Мне уже почти сорок, а я еще не начинал! Как дурак, стою в очереди за билетом на последний сеанс жизни. Вместо того, чтобы войти в зал без билета.

Адский зной. Адвокатская контора. Регистрация. Кожаная дверь, холодные кожаные диваны, кожаный галстук менеджера в юридической фирме. Кожа – от черта. Не чертова кожа – любая, превращенная в отделку, в материал. Да что взять с юристов – они все с чертом в сговоре. На улице давила жара, от которой через минуту начинало темнеть в глазах. Зачем таскать с собой Стемнина? Бывшему преподавателю казалось, что он стал новой игрушкой Валентина.

Начались поиски офиса. Искали особняк или этаж в деловом центре. С кондиционерами, парковкой, выделенной линией интернета. В районе Савеловской нашли неплохой вариант – но уж больно несло соусами с первого этажа. На Песчаных соусом не пахло – зато из-под пола доносились глухие удары, визг и как бы кашель: в полуподвале дневала-ночевала секция не то тейквондо, не то карате. На Фрунзенской дорого и модемный интернет, у Киевского – ни клочка парковочной земли, на Таганке вместо кондиционеров вентиляторы. Объявлений было столько, словно вся Москва разом отказывалась от квартир, мастерских, дворцов, цехов и ангаров.

Заменяя слова перекатыванием желваков и чувствуя тяжесть пота на рубашках, они продолжали колесить по городу. Через три дня злобного стояния в пробках к ним присоединился Пинцевич – недавно нанятый коммерческий директор «Почты».

От Пинцевича веяло улыбчивым покоем: он был богат, учтив и не зависел от внешнего мира. Он был рядом – и далек, как облако. На него можно было закричать, наброситься с кулаками – и остаться в дураках: профессиональная доброжелательность и коммерческое обаяние защищали его от любых эксцессов.

Именно благодаря Пинцевичу дело пришло в движение. Этот пухлый, похожий на барсука человек в розовой рубашке с влажными короткими волосами что-то мурлыкал своему массивному телефону почти беспрерывно, вежливо заговаривая зубы десяткам незримых собеседников. И уже во вторник в самой середке обезумевшего от жары и трафика города вычертился адрес спасительной прохлады и прибежища: Малый Галерный переулок, дом одиннадцать. Малый Галерный прятался за рядами древних лип и строительных кранов на дальних задворках Цветного бульвара, здесь было тихо и пустынно, как на сибирском полустанке.

Раз в час переулок лениво и извилисто пересекала шелудивая дворняга. Или хищно семенил пепельный котик, потом движение вновь исчезало, а жара оставалась. Издалека бледно шумело Бульварное кольцо да иногда из какой-нибудь форточки доносились позывные «Маяка», старинные, пустынные, из раннего детства.

В глубине двора, захваченного вишнями и сиренью, прятался двухэтажный особнячок с мансардой, первый этаж которого был каменный, а второй – это в наши-то дни – деревянный. Несмотря на патриархальность, внутри особнячка был сделан ремонт по высшей категории.

Странно было ходить по пустым свежевыкрашенным комнатам, находя на подоконниках или в стенных шкафах одиночные следы канувшей эпохи: пачку журналов «Еда в городе», каталог носков и галстуков, коврик для мыши с изображением Памелы Андерсон, пусть даже не всей. А еще в шкафу в умывальной комнате бежавшая фирма оставила коробку с несколькими кубиками сахара-рафинада.

Валентин Веденцов шествовал по особняку, словно император по завоеванному городу. Его шаги отдавались триумфальным эхом. За ним бесшумно стлался Пинцевич, похожий на туманность с ежедневником.

– Коммерция-бухгалтерия! Посемейней! АйТи! На четыре стола, – тыкал Валентин пальцем в пространство, и казалось, что сразу по его жесту в комнатах зашумит, зашевелится новая жизнь.

На колонне у парадного входа засияла новорусским белым золотом табличка: «ПОЧТА СВ. ВАЛЕНТИНА». В верхнем правом углу таблички оттопыривался нахальный купидонишка с почтовой сумкой на отлете.

Интересно было наблюдать, как пустой дом, населенный только стерильным эхом, зарастает всякой всячиной и заселяется семейством разномастных домовых. Каждая комната превращается в оранжереи чудачеств, питомники прихотей и заповедники чертовщины. Через пять дней после переезда на дверях комнат появились таблички (синие буквы по матовому серебру): «Отдел торжеств», «Департамент “Блюз”», «Отдел свиданий», «Департамент “Особый случай”», «Департамент писем», «Коммерческий отдел. Бухгалтерия».