Максим Кантор - Красный свет

– Видите! – Семен Семенович кричал шепотом, оттого крик вышел страшнее. – Понимаете?

– Понимаю. Это дело Бейлиса.

– Именно! Именно дело Бейлиса! – Семен Семенович Панчиков схватился за голову и стал раскачиваться на стуле. Как же он раньше не понял этой чудовищной аналогии! – Дело Бейлиса… дело Бейлиса… А почему именно Бейлиса?

– На Сакко и Ванцетти вы не похожи, Семен Семенович. Вы либерал, а не пролетарий.

– Да! Так! Дело Бейлиса! Они хотят выставить всех либералов – убийцами… Шито белыми нитками… убийство рабочего…

– Ритуальное убийство, – поправил адвокат Чичерин с мрачной радостью. – Совершено ритуальное убийство: еврей убивает мусульманина… тонко спланировано… придумано недурно.

– Ритуальное убийство? – Панчиков не ожидал такого поворота. – А ритуальное почему?

– День какой был, вы не заметили, а, Семен Семенович? День иудейской мести, праздник Пурим, освобождение народа Израилева от власти Аммана. В синагогу ходите? – и адвокат подмигнул Семену Семеновичу Панчикову своим круглым жарким глазом. – А что было потом с Амманом? Повесили его – а вместе с ним удавили и всех его мусульманских родственников… Удавили, понимаете?

– О чем вы?

– Аммана удавили… точь-в-точь как Мухаммеда… понимаете?

– При чем тут это! И вообще я не еврей…

– Семен Семенович! Ну уж мне-то можно!

– Ну хорошо, я еврей, но уверяю вас, это к делу не относится!

– Еврей, миллионер, американец, либерал – убивает мусульманина, бедняка, российского гражданина. Уверяю вас, здесь всякая деталь важна. Позвольте мне задать формальный вопрос – просто так уж положено. Семен Семенович, а вы на самом деле татарина не убивали? Уверены?

– Вы с ума сошли!

– Спасибо, вы меня успокоили. Дело в том, что я беседовал с вашей супругой, она мне дала понять…

– Что такое?

– Не обижайтесь, Семен Семенович, мне надо выстраивать линию защиты. Ваша супруга заявила, что вы сторонник жесткой шоковой терапии в отношении развивающихся стран. Вы, в частности, сказали за ужином…

– Я не имел в виду… – И жена тоже – вот так, в спину, о, какая боль! – Не убивал я! Мусульман люблю!

– Неужели любите, Семен Семенович? А за что? В ближневосточном конфликте вы на стороне арабов или евреев, Семен Семенович?

– То есть нет, не люблю… За что любить… – Панчиков с ужасом сообразил, что Чичерин может отказаться вести его дело. – Я против мусульманства как такового… но в частностях… – Он запутался, смолк, закрыл лицо руками.

– Не волнуйтесь так. Мы вас в любом случае вытащим.

– То есть как – в любом?

– Признания делать, значит, не станете? Категорически? Это я обязан спросить, просто на всякий случай. – Адвокат перелистывал дело, шевелил губами, что-то считал. – Я бы сумел настоять на смягчающих обстоятельствах. Шесть лет максимум и с амнистией в хорошей перспективе. Допустим, через четыре года.

– Через четыре года? – Дальняя стена комнаты покрашена до половины в красный, кровавый цвет. Зачем они так стены красят? Чтобы кровь была незаметна? – Четыре года?

– Колонию подберем с санаторным режимом. Конечно, это потребует определенных расходов.

– Каких расходов? – непроизвольно спросил Семен Семенович. Он собирался возмутиться, но финансовое любопытство взяло верх.

– Думаю, реально вести речь о полутора миллионах, – сказал Чичерин. – Разумеется, я называю сумму совокупного гонорара, без текущих расходов на подарки. – Он выделил слово «подарки» интонацией.

– Полтора миллиона долларов?

– Это реальная цифра.

– Но это же… – не нашелся что сказать Семен Семенович Панчиков.

– Вы можете поискать другого адвоката. Рекомендую Семена Жицкого, Колю Басистова.

– Колбасистов? Кто это? Почему отказываетесь? – путаясь и запинаясь, сказал несчастный Семен Семенович.

– Я назвал представителей своей гильдии. Обращайтесь к ним, хотя расценки будут не ниже.

– Что вы! Я всецело… То есть хотел сказать, всей душой… Только и молюсь… Может быть, попробовать без признания. Тем более что я не убивал.

– Надеюсь, вы не пожалеете о решении. Долгий суд – как затянувшийся ремонт; получается дороже, чем покупка новой квартиры. Сталкивались с длительным ремонтом?

– Мы на Сардинии перестраивали… – «О чем я говорю, какая Сардиния?»…

– Полумеры всегда накладнее, чем решительные действия.

– Нельзя ли дать в газеты… – с надеждой спросил Панчиков. – Ведь я – жертва произвола. В рамках общей борьбы…

– Можно организовать интервью. Запишем ваше выступление на магнитофон, прокрутим запись на митинге. Пришлю журналиста – Варвара Гулыгина может сделать статью. Но судьи не любят, когда апеллируют к прессе. У судей возникает претензия, что вы кормите кого-то третьего.

– Кого же кормлю я, господи боже…

– Терпеливо объясняю, что этот вопрос необходимо решить.

– Как скажете. Доверяю всецело…

Чичерин с брезгливостью отметил подобострастную интонацию клиента.

– Сегодня передам вашей супруге номер своего счета. Определенную плату привык получать вперед.

– Разумеется, – сказал Семен Семенович покорно.

Александр Янович Халфин, автор трехтомника «Возможна ли Россия?», профессор Колумбийского университета, человек пожилой, явился на допрос к Чухонцеву точно по часам, и, войдя, незамедлительно предложил следователю сотрудничество.

– Спасибо вам, Александр Янович, – сказал Чухонцев. – Сотрудничество мы поощряем. А то, прямо скажу, замучились мы с вашим братом интеллигентом. Амбиции у всех – мама дорогая! Каждый человек – как это называется? – личность. Спасибо, хоть вы утешили.

– Я знаю, кто убил и зачем убил, – прошептал Александр Янович и подался вперед, приблизив сморщенное лицо свое к лицу следователя. – И я скажу вам обо всем.

Всякий человек, видя Халфина, думал, что ученый простужен: впечатление возникало оттого, что дробные черты Халфина напоминали смятый платок, в который только что сморкались. Чухонцев непроизвольно отодвинулся, подумав: не заразиться бы. Он спросил:

– Кто убил?

– Так сразу? – осведомился Халфин. – Вы даже не ведете протокола? Не спрашиваете, кто я?

– Имя, фамилия? – Чухонцев ненавидел писанину.

– Халфин Александр Янович. Ординарный профессор Колумбийского университета. Ординарный профессор – это означает «постоянный», утвержденный пожизненно профессор, а вовсе не «заурядный», – уточнил Халфин. – Надеюсь, вы понимаете разницу. А то некоторые думают…

– Что? – Следователь Чухонцев воззрился на Халфина в недоумении.

– Вы записывайте, молодой человек. Пишите разборчиво, не сокращайте. Итак, автор девятнадцати монографий… Пишите, пишите…

– Это к дело не относится…