Максим Кантор - Красный свет

– Подо Ржевом надолго встали, – говорит бабушка Зоя, – уж как Сталин хотел вперед вырваться, уж как хотел. А не мог. 33-я армия генерала Михаила Ефремова там увязла, попали они в окружение. И просил генерал, и умолял Ставку – дайте нам выйти на соединение к своим, разрешите прорвать немцев – а не позволил Сталин.

– Сталин ему написал: «Потерпите. Мы о вас не забудем».

– Им немцы в рупор кричали: «Солдаты, не валяйте дурака, отставайте от своих отрядов, сдавайтесь в плен. Командиры вас предали. За что умираете?»

– А они держались, конину ели.

– И Жуков генералу отказал, накричал на него. А потом самолет за генералом прислал – мол, улетай. А генерал с солдатами остался. И застрелился, родимый. Его немец Модель с почестями похоронил.

– Вальтер Модель, это 9-я немецкая армия, да?

– Генерал Модель сам застрелился через два года, как и генерал Ефремов. И тоже потому застрелился, что отступать не разрешили, – попал в окружение.

– Так и фон Клюге, командующий армиями «Центр», тоже застрелился.

– Яд принял, – говорит бабушка Соня.

– От судьбы не уйдешь, – говорит бабушка Муся.

– Эх, жена не дождалась, – говорит бабушка Зина.

– А вот Катерина все Ройтмана своего ждет. Ты уж, Петя, его в тюрьму не сажай.

– Какая красивая женщина.

И как можно все судьбы смешивать в одну историю?

Значит можно.

Ликвидировать средний класс оказалось проще, чем ликвидировать евреев: в условиях финансового капитализма достаточно обесценить акции, и среднего класса больше нет. Средний класс надувался и сдувался по желанию финансового рынка, в зависимости от волатильности ценных бумаг.

Феноменологическое существование равенства было невозможно, но идея равенства (то есть идея равных возможностей, реализованных средним классом в акциях мировых благ) существовала, и такое равенство всех устраивало. Блага мира описали на бумаге, и каждый имел возможность получить себе клочок с описанием. Представитель среднего класса напоминал миру, что хотя он внизу пирамиды, но столь же независим, как те, кто на самом верху. Благая весть: «Мы свободны и живем не хуже, чем толстосумы, поскольку у нас равные с толстосумами возможности» – разнеслась по миру и отменила требования равенства слабых с сильными. Возможно, прежде сильные решали за слабых, как ничтожествам жить и как умирать, – не то теперь! Теперь если маленький человек грамотно воспользовался своими правами: приобрел акции, разумно их инвестировал, оформил ипотеку – он получил приблизительно те же блага мира, что и человек большой. Пусть у магната – огромный дворец, но независимость в уютном коттедже – это совсем недурно. Отныне маленький человек не зависит от владыки. Правда, не уточняли, что его свобода взята у сильных в кредит.

Средний класс как бы существовал, хотя на деле его не было. Равенство было – но это равенство было бумажным.

Когда мещанин сравнялся в правах с толстосумами, ему показалось, что совершенно не важно, сколько всего уворовано толстосумами, ведь нечто перепало и ему. Да, у банкира много акций компании «Бритиш петролеум». Но и у обывателя есть акции «Бритиш петролеум»! Как говаривал правозащитник Халфин: «Для чего человеку завидовать обладателю “Роллс-Ройса”, если у него есть “Рено”». Однако в реальности «Рено» был куплен в кредит, на акции, выписанные владельцем «Роллс-Ройса», и осязаемое обладание автомобилем «Рено» зависело от акций «Роллс-Ройса». Но сколь отрадна была причастность к большим капиталам!

Гомункулус «среднего класса» произвели в России диковинным путем: чтобы уравнять граждан в правах на акции, требовалось лишить этих же самых граждан прав на общенародную собственность. Требовался незначительный процессуальный обман: «общенародную» собственность объявили государственной, а государственную собственность признали неэффективной – то был извинительный трюк: кто же теперь входит в такие тонкости, как отличие народа – и государства? Подлог осуществили люди прогрессивные, они продавали общее имущество рьяно, но считали, что желают всем добра.

Лидер оппозиции Пиганов (он же президент банка «Нефтяной») обычно говорил так:

– Принадлежит народу – значит, никому не принадлежит. Что за собственность такая «общенародная»? Что за рабское сознание? Мы обязаны развить в индивиде инстинкт собственника, сделать из раба казармы – представителя среднего класса. Это – путь в цивилизацию.

Чтобы почувствовать прелесть обладания и стать представителем среднего класса, требовалось отказаться от анонимной общенародной собственности – и получить маленький кусочек личной собственности в свои руки.

Позвольте, ярились люди недоверчивые, но руда и нефть на кусочки не делятся! Им объяснили: если вы отдадите вашу общую собственность кому-то одному, а новый собственник много акций напечатает, он вас всех снабдит купонами. Тогда у вас будет собственность в руках! Раньше – ничего не было, только знание того, что у всего народа есть общенародная собственность. А теперь – есть купон, свидетельство, что вам лично принадлежит тысячная доля процента! Теперь совсем иное дело! Принадлежит лично, значит, ты – личность! Средний класс!

И обыватель потирал руки: личность – это звучит гордо.

«Вот лист, где бедствий тяжкая пора навек избыта росчерком пера, – как говаривал Гёте. – С билетами всегда вы налегке: они удобней денег в кошельке».

Легкое удивление все же присутствовало. Быть представителем «среднего класса» – значило быть собственником; быть собственником – значит обладать предметом; а предмета не было. Собственности – не было. Обладание свелось к обладанию символом, каковой всецело зависел от воли нового хозяина, то есть реального владельца собственности, прежде принадлежавшей всем. Так возник средний класс, довольный сопричастностью к капиталу, – и не имеющий ни крошки из реального капитала.

Граждане говорили друг другу: только бы не было революций, мы не хотим равенства бедняков, мы теперь – средний класс, мы – личности! И гордо показывали друг другу нарезанную бумагу. Их хозяева тоже были личностями, и даже в превосходной степени, поскольку личного барахла у хозяев было много. Толстосум стал воплощением равенства, так Геринг называл заводчика Круппа – образцом рабочего. За толстосума готовы были отдать жизнь, и однажды он эту жизнь попросил.

Однажды символический финансовый капитал устранили; банкам потребовалось зафиксировать прибыль, а нарезанную бумагу – выкинуть. При этом у толстосумов сохранились «Роллс-Ройсы», а у обывателя его «Рено» отняли за долги.

Разве вы не поняли, что свобода – дана в кредит?

Средний класс был ликвидирован, неравенство вновь явилось миру. И ахнул Авель: что же, я уже не брат Каину? Неужели он мне не сторож? Значит, не делим мы с хозяином по-братски недра моей Родины? Обывателю объяснили, что средний класс – это был фронтир при угрозе вторжения варваров, это был заслон от интернациональной бедноты. А теперь среднего класса нет.