Юлия Латынина - Там, где меняют законы (сборник)

Потом Вырубов открыл ящик, кивнул своим парням, – и те, как большого плюшевого мишку, вытащили из коробки избитого и, видимо, потерявшего сознание человека. Елена вскрикнула.

Пацаны подтащили человека к толстой паровой трубе, змеящейся по стенке гаража, и защелкнули его о трубу наручниками. Человек забился, как мышь, свалившаяся в бутылку из-под кефира, заскреб по полу коготками, и в Елена с ужасом узнала в этом дрожащем, почти потерявшем от страха человеческий вид существе Антоновича.

– Ты деньги Елене должен? – спросил Вырубов.

Антонович только булькал.

– Не слышу! Громче!

– Я… я заплачу… Сергей Павлович…

– Ты ей платить собирался или нет?

– Да… конечно…

– А мне сказал, что нет…

– Я… а… да господи, кто же знал… А… а!

Антонович заорал, мешая крик со слезами. Вырубов взмахнул рукой. Миша-кимоно подхватил канистру, стоявшую в углу, и принялся поливать из этой канистры Антоновича. В воздухе отвратительно и тревожно запахло бензином.

Вырубов неторопливо щелкнул зажигалкой, и вверх взвился прозрачный язычок пламени

– Что с ним сделать, Елена Сергеевна? – спросил Вырубов. – Сжечь вместо свечки?

Елена в ужасе прикрыла рот рукой.

– Господи, Сергей… я прошу вас, отпустите его… ну пожалуйста…

Вырубов размахнулся и бросил горящую зажигалку под ноги Антоновичу, в растекшуюся лужу бензина. Коммерсант дико взвизгнул. Елена отшатнулась, ожидая вспышки.

Вырубов расхохотался, и вслед за ним захохотали Миша-кимоно и еще два парня, стоявшие в углу. И только спустя несколько секунд, когда живой и невредимый Антонович перестал орать, Елена поняла, что в канистре был отнюдь не бензин, а обыкновенная вода или, скорее всего, какое-то химическое соединение с характерным запахом ароматических углеродов.

Вырубов ударил Антоновича по лицу и сказал:

– Твой бизнес больше не твой. Твой клуб будет мой. А Елене ты выплатишь тройную сумму. Все понял?

Антонович часто-часто дышал и кивал.

– Миша, – повернулся Вырубов, – позови юриста. Пусть офомят сделку.

Елена бросилась вон из гаража.

На дворе еще сверкало яркое весеннее солнце, отражаясь в подтаявших лужицах вдоль газона и в блестящем хромированном боку внедорожника-»мереседеса», гревшемся, подобно огромному черному коту, у закрытых ворот. Возле внедорожника стояли двое парней и о чем-то мирно базарили.

Елена пробежала мимо парней по скользкой, как намыленной, дорожке, упала, несильно ударилась о бок внедорожника, тут же вскочила вновь и принялась биться о наглухо запертые ворота, как язычок колокола.

– Выпустите меня, – закричала Елена.

Парни бросились к ней, она увернулась и побежала в глубь участка, петляя между прогалин, из которых поднимались высокие розовые сосны. Потом она опять оскользнулась, неловко задела руками сосну и съехала с ледяного взгорка вниз, на каток, напоминавший сейчас ледяное корытце, по щиколотку заполненное водой. Через мгновение рядом с ней оказался Вырубов. Он был сильно зол: он выудил ее из воды и принялся орать, и это было первый раз, когда Елена слышала, чтобы он ругался на нее матом.

– Ну что случилось, мля, тебя, что ли, режут? Что тут такого случилось, чтоб о ворота биться? – орал Вырубов.

– Это… это ужасно, то, что вы делаете, Сергей. Нельзя так обращаться с людьми. Нельзя… ну нельзя жечь связанного человека…

– А так обращаться с людьми, чтобы они под колеса бросались, можно?

Елена вскинула голову, и мокрые пряди ее длинных волос с застрявшими в них хвоинками хлестнули Вырубова по лицу.

– Вам плевать, что люди бросаются под колеса. Вы их сами туда бросаете. Вы сначала говорите человеку: «ты мне должен», а когда человек не отдает долга, вы бросаете его под колеса…

– Между прочим, ты мне тоже должна. Новый дом, не забыла?

Елена помертвела.

– Ты не забыла?

Вырубов стоял перед ней, в легком спортивном джемпере, в котором он был в гараже, и со старившей его улыбкой на загорелом лице. Малюта по-прежнему держал ее за локти, и когда Елена взглянула на его длинные крепкие пальцы, она увидела под ногтями темные ободки.

– Неужели вы не заметили? – сказала Елена, – я никогда не смогу построить вам дом. Я больше ничего не смогу построить. Я не различаю цвета. Я даже не вижу, это кровь у вас под ногтями или грязь.

Вырубов глядел на нее ошеломленно. Потом осторожно – очень осторожно – обнял ее за плечи.

– Господи, – сказал он, – и ты… молчала?

Елена уткнулась в спортивный джемпер и заплакала.

Вырубов оказался великолепным любовником. Елена подсознательно боялась его, – боялась всего, до чего он может дойти в постели и всех тех безобразий, которые он, наверняка, требовал от покорных ему проституток и которые для бандитов, по ее мнению, являются неотъемлемым признаком жизненного успеха. Но боялась она напрасно: Вырубов был нежен и силен одновременно, он нуждался не в том, чтобы самоутверждаться за счет слабой женщины. Он нуждался в любви.

Елена устала первая, откинувшись без сил на подушки, и Вырубов, опять-таки противу ее ожиданий, не стал тормошить ее, а тихо улегся рядом и прижал к себе, и Елена очень быстро заснула, уткнувшись головой ему в грудь.

Она проснулась в середине ночи: Вырубов никуда не ушел, а спал лицом вверх, раскинув руки и неслышно дыша. Одеяло сбилось ему на пояс, открывая гладкую накачанную грудь и перевитые мускулами плечи. Сейчас, расслабленный и залитый лунным светом, он походил на мраморную статую какого-нибудь античного убийцы. Они были почти ровесники – Вырубов был старше Елены на три-четыре года и младше Семина лет на десять, и Елена вспомнила, что у Семина на поясе давно уже скатался небольшой валик жира, и что в постели у него, как почти у всякого немолодого уже человека, который слишком много работает и слишком мало занимается спортом, нет-нет да и случались всякие проблемы.

Елена поплотнее прижалась к Сергею и понемногу уплыла в сон, и ей снилось, что ее обнимает Семин.

Истаял снег, и наступил апрель. Елена оттаяла и похорошела. Изменился и Вырубов – улыбка впервые перестала старить его. Со зрением ее вдруг начало что-то происходить – к белому и черному цветам, которые она различала, вдруг прибавился фиолетовый. Вырубов с Еленой съездили в Лос-Анджелес, а другой раз в Москву. Врачи изучили Елену, услышали, что у нее всю зиму была температура и болел живот, а никакой язвы даже и в помине не было, и сказали, что это нервы. «В один прекрасный день ваша жена снова станет различать цвета, – сказал Вырубову пожилой врач из Кремлевки. – Она, кстати, кто по профессии?»

«Архитектор», – ответил Малюта.

Врач внимательно посмотрел на него и вздохнул.