Юлия Латынина - Там, где меняют законы (сборник)

На остановке двое мальцов в драных штанах пили из горлышка кока-колу, да толкся пожилой пенсионер с сеткой.

– Эй, ребята, – Черяга высунул голову из «Мерса», – а где здесь Чаганин живет?

Молодое поколение ничего про Чаганина не знало, а пенсионер тут же откликнулся:

– А прямо и в подворотню, сынок, сразу за магазином «Молоко». Он со мной в соседнем доме.

Черяга галантно предложил подвезти пенсионера, и тот опасливо взгромоздился в его автомобиль. В сетке жалобно звякнула бутылка кефира.

– Как жизнь, дел? – полюбопытстовал Черяга, – пенсию не задерживают?

– Да так, – сказал пенсионер, – которая российская, ту задерживают, а надбавку заводскую платят.

– А велика ли надбавка?

– Пятьсот рублей.

– А вы с завода?

– Да тут все с завода, милый.

– А что, Петр Евграфыч хороший директор был? – полюбопытствовал Черяга.

– О! Это не директор был, а золото! По всем цехам пройдет, у кого что и как расспросит! Вот, помню, в семьдесят четвертом году…

И старик пустился в рассказ о том, как в семьдесят четвертом году директор лично вручил его цеху переходящее красное знамя и как при этом билось сердце рабочих, исполненных чувства своего высокого предназначения.

– А новый – Извольский? – спросил Черяга, – вы его еще застали?

– А что новый! – с визгливой обидой сказал старик, – молодой еще. Глупый. Наглый. Тридцать четыре года мужику, а завод уже ему принадлежит. Почему ему, а не мне?

Черяга помолчал.

– А добавку к пенсии кто начал платить – Петр Евграфыч или Извольский? – спросил он.

– Да что добавка! На миллион украл, а на грош делится, – с обидой ответил старик.

Бывший директор Ахтарского металлургического комбината Петр Евграфович Чаганин жил на четвертом этаже обыкновенной заводской девятиэтажки, в подъезде с выкрученной лампочкой и за дверью, обитой видавшим виды дерматином.

Черяга долго и безуспешно давил на кнопку звонка. Если бы не телевизор, который громко орал за дверью, он бы решил, что в квартире никого нет. Наконец Денис, отчаявшись, забарабанил в дверь. Телевизор щелкнул и умолк, за дверью послышалось шарканье шлепанцев, и женский голос спросил:

– Вам кого?

Денис поднес к дверному глазку раскрытое удостоверение.

– Я бы хотел поговорить с Петром Евграфовичем.

Дверь распахнулась на ширину цепочки, из-за цепочки вылезла старческая рука, и зацапала удостоверение.

Через минуту цепочка была снята.

– Проходите, проходите, – сказала полная седая женщина в пестром бесформенном платье, обвязанном фартуком.

Тут же Денис был введен в уютную гостиную, обставленную в типичном стиле 70-х годов: польская хельга во всю стену, в хельге – горки хрусталя и посуды, покойные кресла и журнальный столик, на котором стояли конфеты, чай и коньяк.

В креслах сидели двое: высокий сухой старик в тренировочном костюме и шлепанцах, и другой, в чопорном черном костюме – явный гость.

– Присаживайтесь, Денис Федорович, – проговорил старик в шлепанцах, будем знакомы, я Петр Евграфович, а вот это Миша Селиверстов, зашел на чаек, между прочим – бывший первый секретарь горкома, прошу любить и жаловать. Так какими же судьбами московскую прокуратуру занесло в наш изъеденный смогом край?

– Забастовка, – объяснил Черяга, – разбираемся, куда деньги угольщиков делись.

– Ну, это вы у угольщиков и спрашивайте, – рассмеялся Чаганин.

– Вы слышали, что вчера обстреляли пикет, а потом чуть не убили чернореченского мэра?

– Там еще, кажется, профсоюз обстреляли?

– Мэр уверен, что это было сделано по приказу Извольского.

– А, вот откуда ноги растут! А что Слава?

– Утверждает, что чернореченский мэр воспользовался случаем, чтобы свести с ним счеты, а стреляли в мэра из-за его жадности.

Глаза Чаганина вдруг молодо взблеснули, и Черяга понял, что этого человека еще рано записывать в пассив.

– Так зачем же вы пожаловали ко мне, молодой человек?

– Спросить, кто говорит правду – мэр или Извольский.

– Да тут и спрашивать нечего, – заявил бывший секретарь горкома, – Сляб сам бандит! Он знаете, кого поставил мэром Ахтарска? Своего зама и поставил, фальсифицировал выборы и мне угрожал, чтобы я снял кандидатуру…

– Да будет! – досадливо отмахнулся бывший генеральный, – ты шесть процентов собрал, кому ты нужен был – угрожать?

И замолчал.

– Петр Евграфович, – осторожно сказал Черяга, – если Извольский стрелял в пикет, то он же ведь не сам это делал? Значит, у него должны быть прочные связи в этих кругах? Вот когда вас убрали с поста генерального – вам угрожали?

– Да ему… – вскинулся было опять бывший секретарь горкома.

– Помолчи!

В комнате наступила тишина. Было слышно, как за стенкой, на кухне играет радио и скворчит поспевающая к ужину картошка. Чаганин мелкими стариковскими глоточками пил чай.

– Нет, мне не угрожали, – сказал Чаганин, – то есть звонки и все прочее было, но, по правде говоря, я сам парочку таких звонков организовал – Извольскому. Слава человек чистый, без криминала. Никто за ним никогда не стоял и с бандитами он связываться не хотел. И зачем ему, скажите на милость, бандиты, если все гаишники в городе ездят на машинах, подаренных комбинатом и прокуратуру за счет АМК отремонтировали?

Чаганин помолчал и снова отхлебнул чаю.

– Вы про историю с Никишиным слыхали? – спросил он.

– Это которого братки губернатором хотели сделать?

– Ну да. Ведь это Слава его вылил в канализацию. Очень качественно и навсегда. Согласитесь, после этого ему с братками как-то не с руки было дружить, а?

Черяга промолчал.

– Есть у нас один человек по кличке Премьер, – сказал бывший директор, – негласный хозяин группы фирм «Доверие». Комбинату он несколько раз помогал, когда надо было выбивать долги за тридевять земель. Еще при мне помогал. Когда меня с комбината попросили, Премьер мне предлагал помощь. Мол, давай возьмем Сляба, посадим на цепь и будет держать до тех пор, пока он не подпишет бумажку о том, что половину этой своей фирмочки он продал. Только вот такой интересный момент – продать эту долю Извольский должен был не мне, а Премьеру.

– То есть Премьер хотел воспользоваться раздором на комбинате, чтобы заполучить его для себя? – уточнил Черяга.

– Ну, для себя или для братвы, я не разбирался, – сказал бывший генеральный, – а только Премьер уже тогда был человек серьезный и отомстить я Славе мог по полной программе. Но вы знаете, я старый человек, и я, наверное, воспитан в дурных социалистических принципах и прочей отжившей дряни – но мне как-то жутко показалось, что пятый по величине в мире металлургический комбинат будет работать на общак. В общем, я отказался.

– А Извольский? Он об этом знает?