Юлия Латынина - Там, где меняют законы (сборник)

Сейф около телевизора был отделан породистым темно-бордовым деревом и уставлен фотографиями в серебряных рамках. На одной из фотографий были отец и Стас. Стас искоса глядел на ее отца, положив ему руку на плечо, и крупный хишный его рот улыбался. Несмотря на то что они сидели, было видно, что Стас выше ее отца на голову.

Дверца сейфа была перехвачена белой полоской, в замке торчал ключ. Аня повернула ключ, и сейф отворился. Внутри лежали какие-то бумаги и пачки наличных денег. Денег, по меркам Ани, было очень много. Пять пачек. Пятьдесят тысяч.

Аня закрыла сейф на ключ, положила ключ в карман и спустилась вниз, в гостиную. Гостиная в доме была огромная, метров с полсотни и больше, и справа к ней был пристроен двусветный зимний сад. Можно было стоять на втором этаже и любоваться на листья пальм, изящные, как веера гейш. Дверь слева вела в кухню, и из-под этой двери сочились вкусные запахи.

Аня толкнула дверь.

Кухня была большая и сверкала чистотой. На плите в пузырях масла скворчали картофельные оладьи, возле оладий хлопотала полная женщина в синем переднике. У ног женщины терлись два кота. На звук открывающейся двери женщина повернула голову, и Аня увидела, что лицо у нее доброе и морщинистое, как скорлупа грецкого ореха.

– Там в кабинете… сейф опечатанный, – спросила Аня. – Кто обыскивал дом? Следователи?

– Нет, следователи дом не обыскивали, – сказала женщина. – Так, приезжали… как все случилось. А потом появился Станислав Андреевич, и они сразу ушли.

– А… Станислав Андреевич давно уехал? – спросила Аня.

– Часа в четыре, – ответила женщина.

– Поздно, – сказала Аня.

– Для него не поздно. Он раньше пяти не ложится.

– А он часто здесь бывал?

– Ну, бывал. Когда блядки бывали, приезжал. Он двух пацанов оставил. Сказал, если из дома кто хоть ложку унесет, по рогам получит.

– А кто еще дома живет? Кроме отца?

– Я и муж, – сказала женщина. – Меня Лида зовут, а мужа Коля. Мы во-он в сторожке живем, рядом с охранниками. Я экономка, а он шофер.

– Как – шофер? – спросила Аня, – шофер ведь тоже…

– Бог моего Колю сберег, – с чувством сказала пожилая украинка, – его вчера Семен Аркадьевич новое радио ставить услал. А из офиса другую машину прислали. Наша-то бронированная, а ту-то вон, весь низ вынесло. Как дуршлаг, чистое слово. И Семен Аркадьича, и Мишу, и другого водителя – всех на месте… Коля-то вчера на радостях, ты уж извини…

– Радио в машине поставили?

– Дак… поставили, Анечка.

– Велите Коле приготовить машину. Я еду в офис.

– Анечка, – сказала Лида, – ну зачем тебе в офис? Ты поплачь, отдохни…

– Вы не понимаете, – сказала Аня. – Я – наследница.

В том году в Москве было уже полно новых офисных зданий, – огромных и стеклянных, как в Сити. Арендаторам там предлагалась вся мыслимая инфраструктура – начиная от службы безопасности и связи и кончая ресторанами на первых этажах.

Однако компания Семена Собинова занимала небольшой трехэтажный особнячок в заарбатских переулках. На воротах особнячка не было никаких вывесок, а там, где обыкновенно висит табличка с названием улицы и номером дома, с кронштейна таращилась видеокамера.

Когда «Мерседес» с Аней въезжал в ворота, она невольно подумала, сколько же стоили отцу дополнительные расходы по самостоятельному содержанию охраны, обеспечению связи, доступа в Интернет и так далее. Ане показалось, что свой особняк – это куда менее выгодно, чем аренда современного офиса. Это была вполне естественная мысль для студентки Лондонской школы экономики.

К улице особняк был повернут спиной и скромной калиткой. Парадный вход располагался во дворе. Мраморные ступени вели к круглым стеклянным шлюзам, напоминающим пуленепробиваемые барокамеры, и сквозь эти шлюзы, как сквозь двери рая, посетитель видел фонтан в холле и фотографически-неподвижных охранников.

Аня не видела таких шлюзов даже в Сити. Чтобы пройти сквозь них, посетителю надо было при помощи выданной тут же карточки отворить одну из дверей и потом ждать, пока подозрительная аппаратура не изучит тебя и не выдаст добро: только после этого отворялась вторая дверь. Сумки надо было сдавать отдельно.

Однако при виде спутников Ани охранники заблокировали шлюзы в положении «открыто» и не спросили ни у кого документы. Один из сопровождающих остался болтать с охранниками, другой проводил ее на третий этаж: там, отдельно от всех помещений здания, располагалась приемная ее отца с белозубой секретаршей.

Возле двери кабинета черным по латуни было вырезано «Семен Аркадьевич Собинов. Генеральный директор АО «Авиарусь».

В кабинете был письменный стол, аквариум с пираньями и сто квадратных метров паркета, бронзы и красного дерева. В углу, как ростральная колонна, высился сейф. Стол был занят – за ним сидел человек, похожий на крысу в галстуке. Перед человеком на тонкой бронзовой ножке стоял белоснежный самолет с надписью «Авиарусь».

Аня подошла к человеку вплотную. Почему-то она глядела на него снизу вверх, хотя он сидел, а она стояла.

– Здравствуйте, – сказала Аня, – вы Семен Собинов?

– Нет, – ответил человек, – меня зовут Алексей Измайлович Защека, и я исполняю обязанности…

– Тогда убирайтесь из этого кресла, – сказала Аня.

Шея Защеки от изумления вылезла из галстука.

– Но позвольте… почему?

– Потому что это кресло Собинова и я его дочь.

Защека встал.

– Это заметно, – сказал он.

– Кто назначил вас исполняющим обязанности?

– Собственно, никто. Но на четыре назначен совет директоров…

– Кто, по российскому законодательству, назначает генерального директора: совет директоров или собрание акционеров?

Защека сморгнул.

– В этой компании… совет директоров.

– В таком случае потрудитесь объяснить совету директоров, что генеральным директором буду я. А до четырех часов я буду исполнять обязанности.

Защека пожал плечами.

– С великим удовольствием, Анна Семеновна, – сказал он, – а простите, нас в переговорной посетители ждут. С ними кто будет общаться – я или тоже вы?

– Разумеется, я, – сказала Аня.

Защека помолчал и нажал на селектор.

– Вика, – сказал он, – там Зубицкий в нижней переговорной, пусть поднимется.

Поклонился и вышел из кабинета.

Посетителей оказалось трое. Двое были в серых пиджаках, белых рубашках и подобранных в тон галстуках. Они напоминали репринт одного и того же издания, напечатанного пятьдесят и двадцать лет назад. Третий был угрюмый сорокалетний человек с бритой головой и вытатуированными на пальцах перстнями.

– Зубицкий Михаил Александрович, – представился тот экземпляр, которому было пятьдесят.