Ольга Сторми - КОЗА, или Заметки изгоя

1 Невидимые камни

Я расскажу свою дурацкую историю. Меня уничтожили не рак, не война и не насилие. Как и сотни детей на планете, меня убила школьная травля. Концовка застанет тебя в автобусе, очереди к врачу, или на верхней полке плацкарта. Взгляни на людей вокруг, может кто-то из них – я?

Сентябрь 1996

Получается, всё началось с дырявого носка. Учитель поручила мне полить цветы в классе, пока остальные дежурные драили пол. Сегодня повезло – не заставили отковыривать засохшие жвачки под партами, оттирать черные полосы со стен и линолеума. Я скинула обувь, забралась на стул, потянулась с кружкой воды к раскидистому хлорофитуму на шкафу. На верхней полке пылилось множество бумажных шариков, мальчики плевались такими из самодельных трубок, также я заметила надпись на смятом ватмане: «Математика ум в порядок приводит». В прошлом году кто-то добавил «не» перед словом «приводит» и Нина Алексеевна сняла плакат со стены.

– Оль, у тебя дырка! – добродушно рассмеялась Маша С., приступая к отмыванию стеклянной дверцы шкафа. Я посмотрела на свои ноги – палец торчал наружу. Оборин мельком взглянул на нас, продолжая возить шваброй по полу, хотел быстро закончить и бежать на футбольное поле. Его друг ещё полчаса назад поднял стулья на парты, и гонял мяч за окном. Нина Алексеевна оторвалась от проверки тетрадей:

– Козлова, как бомжиха, ей богу. Разве сложно носки нормальные найти?

Оборин согнулся от хохота и выронил швабру.

– Точно бомжиха! – заорал он. – Нищета!

Я вспомнила, как проспала сегодня, схватила что попало из ящика и побежала на уроки.

Все равно под кедами не видно

Почувствовала, как лицо покраснело, а в животе неприятно закрутило.

– Меньше разговоров, больше дела! – Нина Алексеевна застучала железной линейкой по столу, но Оборин не останавливался. На следующий день про дырявый носок знал весь класс.

Апрель 1997

Я закрывала руками лицо, мокрое от слез и соплей. Вокруг смеялись, кричали, топали, барабанили по партам. Я считала секунды до звонка, когда в класс зайдет учитель, и они заткнутся хотя бы до следующей перемены. Место за партой превратилось в мою личную клетку. Я словно приросла к стулу, ловила каждое обидное слово, мысленно сжимаясь до мизерных размеров. Казалось, что лица великих математиков с портретов над доской застыли в молчаливой усмешке, стены медленно сдвигались и давили. Голоса одноклассников звучали будто не с соседних парт, а внутри головы. Вопли, оскалы, веселье. И без того полудохлого кролика кинули на растерзание гиенам – посмотреть, как быстро они покончат с беспомощным зверьком. Мир сузился до размеров классной комнаты. Локти больно упирались в парту, всем телом я ощущала летящие отовсюду невидимые камни. Маленькие, средние, огромные, оставляющие незримые синяки и царапины.

Самые тяжёлые прилетали от Оборина, Соболевой и Жеребцова. Оборин умел завести толпу, превращал издевательства в целое представление, сильно отставал в учёбе, но класс всегда дружно смеялся над его шутками.

Соболева обращалась ко мне редко, лишь иногда высказывалась.

Что с нее взять – нищета.

Смотрите, какая у Козловой стрёмная обувь!

Соболева меняла наряды каждый день, в школу ее привозили на машине, несмотря на плохие оценки, её фамилия не упоминалась на родительских собраниях. Мне хватало одного взгляда, чтобы ощутить насколько сильно она меня презирает.

С Жеребцовым мы дружили в начальных классах. Он подкидывал записки с сердечками и провожал до дома. Закончилась первые три класса – время, когда учительница приводила в пример мои диктанты, хвалила перед всеми в залитом солнцем кабинете, объявляла лучшей ученицей каждый год. Классным руководителем стала математичка Нина Алексеевна. Вместо сплошных пятёрок и редких четверок, в дневнике всё больше краснели двойки и колы, а Жеребцов с любовных писем перешёл на плевки. В его взгляде больше не читалась наивность, как в начальной школе. Раньше он дёргал меня за косичку и срывал шапку, мы вместе заливались смехом в шумном гардеробе на первом этаже и бегали по лестнице под ругань дежурных. Я дружила с беззаботным ребёнком-третьеклашкой , а начиная с 1996 года боялась смотреть в глаза этому человеку, теперь смешно было только ему.

С каждым днём всё сложнее было заставить себя идти на уроки, в то время как для остальных травля стала любимым ежедневным занятием. Даже толстый рыжий Гуренко, которого дразнили "Жиренко", каждый раз громко хохотал, сидя за последней партой, пока не умер во сне незадолго до окончания десятого класса.

Раздался звонок. Вошла Нина Алексеевна

– Козлова опять в слезах? Хватит нам кабинет заливать.

Со скрипом мела по доске смешались чьи-то усмешки и шепот.В какой момент из детсадовских мальчиков-зайчиков и девочек-снежинок они превратились в неведомых тварей? Одноклассники часто обсуждали мою немодную поношенную одежду, торчащие волосы, огромный нос картошкой, на котором постоянно появлялись прыщи. Носить в школу было нечего – пара кофт, джинсы, колготки и юбка до колен. Остальные вещи совсем не годились – с дырами, вытянутые, выцветшие, готовые к роли половой тряпки.

А может дело в нелепой фамилии? Козлова. Оля Козлова. Действительно смешно, правда? Коза, Козлина, Козлище.

У козы кривые ноги

Коза страшная

Коза опять ноет

У козлины стрёмные волосы

Волосы постоянно путались. Слишком густые и непослушные , чтобы сохранять нормальный вид в течение дня. Даже если с утра прийти в школу с чистой и прибранной головой, к концу второго урока они уже свисали паклями, предательски торчали на макушке. Иногда удавалось быстро расчесаться в туалете, но обычно там толпились одноклассницы и девчонки из параллельных классов, поэтому я часто ходила с растрёпанной головой.

***

Урок тянулся бесконечно долго. Классный руководитель, между собой ее называли просто Нинка, склонилась над журналом. Она водила огрызком карандаша по списку учеников, выбирала кто пойдет решать уравнение.

– К доске идет…

В пятом классе я совсем перестала понимать математику. Радовалась каждой, чудом полученной тройке. Нинка вытерла пот со лба носовым платком в цветочек. Её огромные красные щеки обвисли, очки сползли с носа, готовые упасть. Наверно она испытывала приятное ощущение власти, держа класс в напряжении. Я сосредоточилась на завитушках в конце тетради. Раз за разом обводила, рисовала новые, опять обводила. В тетрадях, учебниках, блокнотах, дневнике. Они напоминали ветви сказочных деревьев. Иногда добавляла цветы. Но обычно везде красовалось множество завитушек, переплетённых между собой. Каждый раз, сама того не замечая, я заполняла свободные места на бумаге, пока учительница объясняла новую тему.