Ирина Красовская - Иллюзорея, или Иллюзорная реальность

Весеннее майское утро окутывало негой и таким долгожданным гармоничным спокойствием, что Мила даже зажмурилась от удовольствия. «Какое счастья, что я здесь живу! Я сама намечала себе этот рай». Обожаемые с детских лет французские багеты с хрустящей корочкой, так вкусно пахнущие чем-то уютным и домашним она несла в левой руке, а в правой – кокетливо перевязанная золотистой ленточкой коробочка с пирожными. Она разрешила себе не бороться со сладкой привязанностью, не запрещать себе вкусности, а потом срываться и корить себя, а просто наслаждаться вкусной едой, красивой жизнью, роскошной природой, вкушать окружающую действительность как произведение искусства, как дар, как данность.

Улица, ведущая к морю, в этот час была пустынна. Лишь лысоватый мужчина с усами Сальвадора Дали вышел из старинной виллы с высокой башенкой, над которой гордо реял флюгер в виде парусника, открыл ставни, тихо скрипнувшие старинным деревом и принялся поливать цветы. В садах росли и нежились под лучами не жаркого солнца её любимые ирисы синие с жёлтой начинкой, хрупкие незабудки и тюльпаны, царственные лилии, голубые гортензии, благородные чайные розы в своём дорогом наряде, хрупкие, рдеющие на солнце маки, и одуванчики в скромном, но ярком обличии. Благоухающая красота органично и причудливо выстраивала картинку идеального воскресного утра.

Безмятежно щебетали птицы, покой которых не нарушал ни шум машин, ни разговоры людей: они здесь и сейчас просто не существовали. На её земле были только Мила и Природа. Даже мужчина, поливающий сад, куда-то пропал. Желтоносые чёрные дрозды выклёвывали глаза у незабудок. Воробьиная мама заталкивала крошки хлеба в рот упитанного птенца. Голубка важно прохаживалась по изумрудной траве, и осторожно поглядывая на Милу круглым глазом, что-то выискивала в траве. Нежно-сладкий аромат. Сказка наяву.

Она любила выхватывать замедленным взглядом, как внутренней кинокамерой, самые красивые и трогающие её сердце нежным откликом и ласкающие око картинки и помещать их в себя, коллекционируя красоту природы, архитектуры, запахи и звуки в своём великолепии и трёхмерном изображении. Будь то милейшие сады, прозрачно-пряные лепестки цветов, так и касание ласковой волны, отражения солнечного света от мокрого пляжа, мелкие песчинки, катаемые волнами веками и столетиями, синь моря и неба, ускользающие тени рыб и птиц над ними, дальние приветы парусников и гудки пароходов, взмахи колючих лапок сосен с идеальной геометрический формой шишками и кривыми от зимнего рваного ветра стволами, пряничные домики и роскошные виллы, глядящие приветливыми и светлыми окнами на море и в шторм и в штиль.

Когда ей случалось грустить, или вдруг нападала тоска – такая непонятная болезнь, как упрямая сумасбродная кошка, неизвестно откуда приходившая и также непонятно куда пропадавшая. Она доставала из тайников души, и, как любимые фотографии, рассматривала эти объёмные картинки, наполненные звуком, цветом, запахом и томлением нежной любви и расслабления, и вновь чувственно проживала эти ощущения. Иногда Мила любила создавать из этих объёмных, почти живых образов, короткометражные внутренние фильмы, которые она населяла знакомыми и незнакомыми персонажами, писала им диалоги, планировала их судьбы, хоронила и воскрешала, играла свои роли: иногда счастливые, а иногда страдальческие. В них она плакала, смеялась, любила и отвергала – проживала всю гамму эмоций и чувств в придуманном мире, который незаметно проникал в её сны, становился отдельно-существующим пространством со своими правилами, злыми и добрыми персонажами.

Замечтавшись, Мила дошла до набережной, но вспомнив, что она возвращалась домой, повернула в тенистый переулок и мягкой походкой пошла домой. С мужем, который был её намного старше, они арендовали большую квартиру на первом этаже спокойной резиденции, населённой в основном, пожилыми парами и более молодыми людьми с ограниченными мобильными возможностями. Там жили также несколько пар среднего возраста. Одна такая семья была их соседями по лестничной площадке: муж – типичный француз из среднестатистических фильмов – высокий саркастичный худощавый брюнет, и его неработающая жена – полноватая блондинка с потухшим взглядом.

Поговаривали, что они много пьют, особенно она. Мила догадывалась о недуге этой женщины, так как сильно-пьющих депрессивных людей она чувствовала на внутреннем уровне, особенно их боль и непонимание окружающего пространства, когда они выходили из своего сна и пьяного забытья на свет, растерянно жмурились и старались прошмыгнуть мимо, не привлекая к себе внимания. Мила не осуждала пьющих людей, она понимала их состояние как прочитанную книгу, как опыт, страшный, но полузабытый сон из прошлого.

Квартира с большими окнами до потолка, выходившими на аккуратно стриженный газон, с широким коридором, прохладными спальнями и американской кухней, ей очень нравилась. Из своих достаточно скудных средств они с мужем смогли всё же обставить её в классическом стиле начала XX века, покупая ранее очень дорогую старинную мебель по большим скидкам. Современный французский средний класс и молодёжь активно избавлялись от нафталинного и скучного интерьера своих бабушек и дедушек и предпочитала современный, но такой однотипный стиль, унифицированный и не слишком солидный, меняющий тенденции и основной цвет каждый год под влиянием моды.

Их мебель – кресла Вольтер, банкетки Ренессанс, кожаные диваны и кресла в стиле Генри IV, картины, вазы, подсвечники и прочие безделушки они покупали в основном на «блошиных рынках» или по объявлениям. Муж Милы Филипп обладал очень цепким взглядом, мгновенно оценивающим настоящую ценность объекта, и несокрушимой манерой выторговывать дорогие картины неизвестных или забытых мастеров в настоящей деревянной рамке за небольшие деньги. Продавцы проникались к солидному покупателю несокрушимым доверием и, без особого сопротивления, отдавали ему свои ценности, и при этом ещё и благодарили. Мила не была наделена талантом своего супруга и обычно покупала за ту цену, которую ей предлагали. Торговаться она очень стеснялась, ей казалось это неудобным и почти неприличным.

Когда Мила вернулась домой, её муж – высокий и крупный седовласый мужчина, сидел за круглым столом в столовой и по своему обыкновению «работал» с газетами. Это был его важнейший час дня, когда он складывал в стопочку последние выпуски местных газет и детальнейшим образом изучал результаты скачек на ипподромах, записывая в тетрадку ровным, детским почерком всех фаворитов дня, советы знающих тренеров и знатоков.