Сергей Кашлачев - Убить Сократа

– Владимир Николаевич! – зычное контральто Кириевской стенобитным снарядом обрушилось на почувствовавшего себя иерихонской стеной директора. – Я тут вашу школу нахваливаю, а вы как будто и не слышите. Оторвитесь, пожалуйста, от беседы с Ириной Александровной и уделите нам хоть немного внимания.

Застигнутый врасплох, Лосев, тем не менее, ничуть не стушевался, и с изрядной долей театральности продекламировал:

– Прошу простить меня, Валентина Львовна, однако, ответственность за то, что я так не вовремя отвлекся в равной мере лежит и на вас.

Зал вновь уставился на директора, но теперь уже с любопытством.

– Дело в том, что сегодня я в очередной раз столкнулся с готовностью ваших непосредственных подчиненных, не помня себя, защищать устои образовательной системы. Это произвело на меня такое впечатление, что я просто не мог не поделиться с коллегой своими мыслями относительно кадровой политики гороно.

Несмотря на то, что апология Лосева, в силу его несклонности к чинопочитанию, несла в себе очевидный сарказм, никому из присутствующих – не считая, разумеется, Павла – не пришло в голову искать в ней двусмысленность. Напротив, все, включая саму Кириевскую, сочли, что директор школы от испуга решил куртуазно расшаркаться перед большой начальницей, в чугунном голосе которой, к слову, после этого появились бархатные нотки:

– Что касается умения подбирать кадры, Владимир Николаевич, то тут вы кому угодно нос утрете. Где еще такой преподавательский коллектив сыщешь, который бы каждый год не меньше дюжины золотых медалистов выпускал?

– Если бы не повышенное внимание к нашей школе со стороны вашего ведомства, то цифры, убежден, были бы иными… – еще одна нераспознанная двусмысленность медом разлилась по самолюбию Валькирии.

– Администрация, между прочим, решила в следующем году вам деньги на ремонт выделить: лучшее учебное заведение в городе должно выглядеть соответствующе, – голос чиновницы окончательно размяк. – А сейчас позвольте вручить вам и Ирине Александровне почетные грамоты и подарки для номинантов.

– Ну что же, если дают – надо брать, – чуть слышно усмехнулся директор, подмигнув Муравьевой. – Пойдем, руку дающую облобызаем, глядишь, на судилище зачтется.

– Лобызайте покрепче, Владимир Николаевич, – с тоской прошептала Ирина, поднимаясь с места, – уж о чем, о чем, а о судилище наших благодетелей два раза просить не придется.

В освещенной казенным светом люминесцентных ламп учительской висела гробовая тишина, прерываемая лишь мерным шелестом страниц классного журнала, содержимое которого с пристрастием изучала расположившаяся во главе длинного стола немолодая женщина, своим обликом напоминающая сотрудниц гестапо из советских фильмов о войне. Однако, в действительности, дама представляла совсем иного рода организацию и занимала должность главного специалиста отдела общего образования городского муниципалитета. Вызванные к ней на ковер преподаватели, очевидно, так же ощущая отмеченное сходство, потупив взгляд, ожидали начала допроса. Пауза затягивалась, все больше электризуя атмосферу в кабинете. Посчитав, что она нагнала уже достаточно ужаса на присутствующих, чиновница обратилась к ним голосом старого питона, беседующего с Бандар-логами:

– Я не буду у вас спрашивать, почему в журналах вместо оценок стоят точки и черточки; почему вместо одного иностранного языка, учащиеся изучают два; и почему программа по литературе перевернута с ног на голову. На эти вопросы мне ответит директор, – она впервые оторвала взгляд от документации и сквозь хищный прищур заостренных роговых очков посмотрела на молоденькую учительницу начальных классов. – Но, скажите на милость, как, а главное, для чего вы совместили уроки рисования и арифметики?

Девушка, явно не готовая к тому, что проверяющая первым делом возьмется за нее, побледнела и, еле собравшись с мыслями, произнесла осипшим от волнения голосом:

– Так для детей нагляднее. Мы сначала всем классом иллюстрируем задачу, чтобы она воспринималась ребятами как загадка или ребус, а потом решаем ее.

– Любопытно. И по чьей же методике вы действуете? Что-то я не припомню, чтобы министерство рекомендовало нечто подобное.

– Да вы поймите: у нас детишки на арифметику, как на приключение идут. А от предлагаемых методик половина учащихся в старшие классы уже с аллергией на технические дисциплины переходит.

– Напомните мне, – чиновница бросила взгляд на бумаги, уточнив имя собеседницы, – Алена Леонидовна, вы когда институт закончили?

– Три года назад.

– Так вот, деточка, ваше дело преподавать и набираться опыта, а не оценивать качество учебных курсов, написанных людьми гораздо более знающими, чем вы. А если вас не устраивают утвержденные министерством образования учебники – ищите себе частную школу, где практикуют нетрадиционные методы обучения. В бюджетном учреждении вам делать нечего.

Глаза Алены наполнились влагой, но прежде чем разрыдаться от оглашенной референции, девушка быстрым шагом покинула учительскую.

– Попрекать человека возрастом – последний аргумент в споре, – раздался голос с дальнего конца стола. – Да и годы, случается, ума не добавляют. Какие конкретно у вас методические претензии к Алене Леонидовне?

– Госпожа Муравьева, ну, конечно, без вас тут не обошлось, – эту фразу чиновница произнесла с таким ехидством, на какое только была способна. – Я даже не сомневалась, кто был инициатором этих математических художеств. Только вам сейчас не о девочке нужно думать, а о вашем будущем в профессии. Точнее без нее. Вы ведь у нас рецидивистка.

– Госпожа Винник, – Ирина обратилась к оппонентке с не менее ядовитой интонацией, – относительно меня, так понимаю, вы уже все решили. Так что позвольте и я откланяюсь. Метать бисер перед… – женщина взяла паузу, – перед нежелающими тебя слушать – не самое продуктивное занятие.

– А вот хамить мне не надо! – на лице обозленной чиновницы сквозь толстый слой пудры выступил багрянец.

– Извините, я забыла, что это позволено только власть имущим.

Ощущая на себе тревожные взгляды, провожавшие ее к выходу, Муравьева подчеркнуто спокойно вышла из кабинета. Она понимала, что подставила оставшихся в учительской коллег, на которых теперь обрушится весь гнев распаленной чиновницы, но ее неприязнь к Винник была столь велика, что сдержаться и промолчать не было никакой возможности.

У окна напротив двери в импровизированную допросную, опустив голову и прижав к лицу платок, стояла Алена. Девушка плакала. Именно Ирина посоветовала ей устроиться к ним в школу, взяла над вчерашней выпускницей шефство, и поэтому сейчас чувствовала себя ответственной за то, что это безгрешное создание смешали с грязью по всем законам подковерной борьбы. Муравьева с юмором постаралась ободрить свою протеже: